Не ведаешь заботы, когда перестаешь учиться. Как мала разница между словами "да" и "ладно"! И как же связаны между собой прекрасное и безобразное! Чего страшатся люди, не может не страшить. Какое запустение! Нет этому конца! Толпа находится в веселье, словно на пиру или на празднике весны. Один я только пребываю безучастным и ни в чем себя не проявляю, как новорожденный, который еще не научился улыбаться. Я выгляжу понурым как бездомный. В толпе у каждого имеется какой-либо излишек, и лишь у одного меня - словно все утеряно. Какое сердце у меня, глупца! В нем столько безрассудности! Обыденные люди отличаются понятливостью, один я только ничего не смыслю. Обыденные люди дотошно во всем разбираются, один только я остаюсь невеждой. Какое у меня спокойствие! Оно напоминает океан. Несусь как ветер в вышине! Словно не могу нигде остановиться! Каждый из толпы находит себе применение, один я являюсь ни на что не годным неучем. В отличие от остальных людей, я дорожу лишь тем, чтобы меня кормила грудью мать.

Комментарий И.И. Семененко

Из "личных" глав - центральная в "Даодэцзине". В ней дается образное раскрытие сущности человеческой личности. Вводное изречение о связанных с учением заботах, при своей внешней оторванности от содержания остальной главы, вполне вписывается в ее контекст. Учеба предстает у Лаоцзы как один из самых наглядных знаков эмпирического становления, уводящего людей от пребывания в "чуде" возникающей жизни, от истинного сотворения, бытия на грани неналичия и бездействия (ср. с 48).

"Да" и "ладно" - утвердительные частицы при ответе, выражающем согласие. Разницы между ними по сути нет. Ставя в параллель к этому сходство прекрасного с безобразным, Лаоцзы намекает на то, что истинное бытие, обеспечивающее вечную жизнь, относится к среднему, промежуточному звену противоположностей, связующему их в целостность пары - триединство.

Далее следует один из важнейших тезисов о необходимости страха, под которым подразумевается метафизический страх смерти (см. главу IV первого раздела книги). Хуан, в переводе - "запустение" означает также: "заросшая сорняками", "невозделанная земля", "пустошь", "неурожай" и "распущенность", "излишество в удовольствиях". Этот образ (ассоциируется с картиной из главы 53, где есть строка: "поля заполоняют сорняки") является переходным от тезиса о страхе к описанию беззаботности людей, не понимающих всего ужаса смерти.

Затем даются родовые признаки человеческого "я" в его противопоставлении "толпе" (см. в главе IV первого раздела книги). Кроме местоимения "я" здесь очень важно многократно относимое к нему слово ду - "один", в котором сливаются понятия одиночества и индивидуальности. Оно означает: "один", "только", "отдельный", "бездетный", "одинокий", "единственный", "индивидуальный", "особый", "оригинальный", "своеобразный". "Кормящая грудью мать" - иносказание добродетели, которая является определением Дао как лиминальной единицы, равнозначной подлинному человеческому "я".

Комментарий Ван Би 王弼 (226-249гг.) в переводе И. И. Семененко

"...не может не страшить" - во второй части говорится: "Когда учатся, имеют каждый день прибыток, а занимаясь Дао, ежедневно терпят умаление" ["Даодэцзин", глава 48]. В таком случае учение есть стремление к прибытку того, на что способны, и к увеличению своих знаний. Но если быть удовлетворенным при отсутствии желаний, то зачем стремиться к прибытку? Если достигать всего без знаний, то зачем стре­миться к их увеличению? И у ласточек, и у голубей есть пары. Жителям холодной местности знакомы войлочные шубы. Самостного вполне достаточно, и добавлять к нему значит ввергаться в заботы. Какая разница - удлинить ли лапы у утки или укоротить ноги у журавля? Чем отличается то, когда продвигаются из страха за свою репутацию, от страха перед наказанием? Как мала разница между "да" и "ладно", прекрасным и безобразным! Поэтому чего страшатся люди, я тоже страшусь и не смею полагаться на это для своего использования.

"...этому конца!" - вздыхает о большой разнице между ним и обыденными людьми.

"...весны" - толпу соблазняют красота и продвижение вперед, сбивают с толку слава и выгода. Желая продвинуться вперед, стремятся состязаться и потому "находятся в веселье, словно на пиру или на празднике весны".

"...улыбаться" - то есть я безграничен, не имею определенной формы и поддающихся установлению признаков, "как новорожденный, который еще не научился улыбаться".

"...бездомный" - словно негде жить.

"...утеряно" - у толпы не может не быть чувств и стремлений, переполняющих грудь и сердце, поэтому и говорится: "у каждого имеется какой-либо излишек". Лишь я один безграничен, пребываю в бездействии, не имею желаний, словно их утратил.

"...глупца!" - сердце совершенного глупца ничего не различает. В нем нет ни привязанностей, ни желаний. В подобном состоянии его чувства не проявляются. Я словно совсем сник.

"...безрассудности!" - ничего не различает и не может сделать ясным.

"...понятливостью" - сияют своим светом.

"...разбираются" - проводят различия и разлагают.

"...океан" - чувства не проявляются.

"...остановиться!" - ничем не связан.

"...применение" - применение означает использование. Все хотят, чтобы у них было то, что может быть использовано.

"...неучем" - ничего не стремится делать, ничего не смыслит, остается невеждой, словно ничего не различает. Поэтому и говорит: "Являюсь ни на что не годным неучем".

"...мать" - кормящая грудью мать указывает на корень жизни. Человек отбрасывает то, что является корнем его жизни, и дорожит несущественными прикрасами. Поэтому и говорится об "отличии от остальных людей".