Выходят, чтобы жить; входя обратно, умирают. Из каждых десяти лишь три вступают в жизнь и три, уж находясь в конце ее, вышагивают к смерти. И те, чья человеческая жизнь является лишь местом смерти, по которому им двигаться, тоже составляют три из десяти. Чем это объясняется? Тем, что они всего превыше ценят жизнь. Говорят, есть человек, умеющий заботиться о жизни. Когда идет по суше, на него не нападает носорог и тигр, вступая в войско, он не запасается оружием и латами. Носорогу некуда его ударить рогом, тигру негде в него впиться когтями, мечу некуда в него вонзиться острием. Чем это объясняется? Тем, что в нем нет места для смерти.

Комментарий И.И. Семененко

Одна из самых горестных глав "Даодэцзина". В ней почти каждое слово раздваивается по смыслу, затаивая за внешним смысловым планом иносказание. Особую трудность для понимания и перевода составляет начало главы до первого вопроса. Дословный перевод этой части: "Выходят жить и входят умирать. Три из десяти - спутники жизни, три из десяти - спутники смерти, и еще три из десяти - их человеческая жизнь есть место смерти, по которому двигаются". Первая фраза подразумевает и такой смысл: "Выходят из жизни и входят в смерть". Китайский язык допускает также перевод "три из десяти" как "тринадцать", и тогда может возникнуть еще один вариант: "Есть тринадцать дорог жизни..." и т. д. Но этот последний вариант не вписывается в контекст главы, поскольку указанные в начале девять дополняются далее одним, десятым, составляющим с ними десятку, из которой делаются последовательные исключения. А десятка намекает на четное количество вещей ("десять тысяч"), происходящих от нечета-тройки, тождественной при своем к ним переходе триединству, лиминальной единице, Дао как единому (39, 42). Словосочетания "спутники жизни", "спутники смерти" встречаются также в другом месте (76), но в главе 50 они нуждаются в уточнении, требующем иного перевода. Исходное значение слова "спутники" - ту: "идти пешком". Именно оно подразумевается здесь в первую очередь. "Спутники жизни" - это отнюдь не те, кто сохраняют жизненность, жизнестойки в течение всей своей жизни, но они ее "спут­ники" лишь потому, что только родились, находятся в истоке жизни, по нему "идут", "ступают". Такому "ступанию" противостоит то, когда люди забывают о чуде своего рождения и предаются эмпирическому становлению (о нем см. коммент. к главам 2, 16, 37). Это и будет их "движением" по "месту смерти". В результате они в конце концов и оказываются "спутниками смерти", то есть умирают.

Ключевым для понимания всей главы является смыслообраз "место смерти". Исходное значение употребляемого в нем иероглифа "место" - ди: "Земля", и в данном значении он часто ставится у Лаоцзы в "паре" с Небом (1, 5, 7, 23 и т. д.). Земля - это вторая позиция триединства, множество, женское начало Инь, покой, неналичие. Отсюда и ее связь со смертью. Но в паре с Небом Земля как смерть амбивалентна. Без нее невозможны истинное бытие, вечная жизнь, каждая вещь относится и к единому, поскольку единична, и ко многому, являясь одной из множества. Ее единичность - это небесное мужское начало Ян, наличие, движение, а принадлежность множеству - Инь, элемент почвеннический, женский. Чтобы быть, то есть сохранять свою единичность, свое Ян, вещи требуется соединять его с Инь - смертью. Сама человеческая жизнь, включенная в существование "десяти тысяч вещей", как противоположность порождающего их единого, относится к сфере Земли, покоя, неналичия. И потому, чтобы оставаться в этой сфере, жить, следует составлять с ней "пару", не выпячивать единичное, уменьшать его Ян, активность (см. также коммент. к главе 48). Именно так поступает "умеющий заботиться о жизни". Здесь несколько неожиданно на первый взгляд упоминается о "суше", по которой он "идет". Почему вводится "суша" как противоположность водному пространству? В связи с этим обращает на себя внимание еще один семантический нюанс. В выражении "заботиться о жизни" иероглиф "заботиться" - шэ служил в Древнем Китае названием вида пресноводной черепахи, чья особенность заключалась в том, что она поедала змей и имела зигзагообразный складной щит на животе, который сама могла сложить и разложить. Змеи ассоциируются с земным злом (см. 55), вмещаемым мудрецом в целое добра, а складной щит напоминает "сложенное" из триединства единое. Если еще учесть, что мужское начало Ян воплощает сухость, а женское Инь - влажность, то необычность словоупотребления разъясняется, в человеческой жизни (а она как "людское Дао" явно противопоставляется "Дао Неба" - 77) люди выпячивают свое Ян - силу, наличие, сухость, практическую активность, ибо "всего превыше ценят жизнь" и тем самым разрушают пару жизни и смерти обрекая себя в конечном итоге только на одну из противоположностей - смерть. В этом "сухом" обществе настоящий мудрец может представать именно "водным" существом. В нем находит воплощение триединая целостность Дао, в которой ведущей является вторая, женская позиция (о "месте смерти" и других используемых здесь образах см. также главу V первого раздела книги).

Комментарий Ван Би 王弼 (226-249гг.) в переводе И. И. Семененко

"...умирают" - уходят с места жизни и вступают в места смерти.

"...места для смерти" - три из десяти значит из десяти долей три. Три из десяти выбирают Дао жизни и сберегают ее до предела. Еще три из десяти выбирают Дао смерти и стараются максимально приблизить смерть. И люди, которые ценят превыше всего жизнь, уходят в места, где нет жизни. Человек, умеющий заботиться о жизни, не гонится за жизнью и поэтому в нем нет места для смерти. Из инструментов самым опасным является оружие, среди зверей наиболее опасны носорог и тигр. Когда делает так, что в него некуда оружию вонзиться острием, в нем некуда тигру и носорогу впиться когтями и рогом, - это поистине тот, кто не отягощает свое тело желаниями. Откуда тогда взяться месту смерти? Червям и саламандрам глубина кажется мелкой, и они там роют норы, орлам и ястребам горы кажутся низкими, и они на их вершинах строят гнезда. Они недосягаемы для стрел, недоступны для тенет. Живут, можно сказать, в местах, где нет смерти. И все же, соблазненные приманкой, вступают в места, где нет жизни. Не то ли это, когда превыше всего ценят жизнь? Если из-за своих потребностей не отходят от корня, не искажают подлинной сущности желаниями, то, и вступая в битву, остаются неуязвимыми и, идя по суше, находятся вне опасности. Младенцу поистине можно подражать и оказывать почтение.