Вместивши душу небесную и земную, объявши единое -

Сможешь ли их удержать?!

Перегоняя дух ци до предела смягчения -

Сможешь ли оборотиться дитятей?!

Омыв и очистив мистический взор -

Сможешь ли бельма его устранить?

Людей возлюбя, направляя царства -

Сможешь ли пребывать в недеянии?!

Отпирая и запирая Врата Небес -

Сможешь ли женственность соблюсти?!

До белизны прояснив четыре предела -

Сможешь ли неведение сохранить?!

Рождай же и умножай!

Рождать не владея,

Свершать не гордясь,

Растить не начальствуя -

Вот что зовут сокровенною благодатью!

Комментарий И.С. Лисевича

В одной из китайских хрестоматий начала века, в примечаниях "на полях" (есть такой особый вид комментария), против этого стиха я нашел полную искреннего восхищения фразу: "Такое доступно только совершенномудрому - человек обыкновенный разве в состоянии такого достичь?!" Разумеется, вся книга обращена к человеку, решившемуся на высочайшее духовное продвижение, на духовный подвиг, но здесь впервые и зримо установлена верхняя планка: остановить смерть, повернуть вспять ход времени, рассмотреть внутренним взором все без изъятия... Тон и характер вопросов (а для непосвященного они звучат чисто риторически) напоминают обряд инициации, высшего посвящения: желающий войти в последнюю дверь должен знать на них ответы. В древней китайской традиции ближайший аналог этому стиху - так называемые "Вопросы Неба" ("Тянь вэнь"), известные нам в передаче великого поэта Цюй Юаня (V-IV вв. до н. э.) так же, как и Лао-цзы, уроженца царства Чу. Произведение это настолько необычное, что, пренебрегая грамматикой, исследователи и переводчики чаще всего переводят его название как "Вопросы к Небу"; благодаря перемене адресата в произведение вносится некий элемент скепсиса и даже богоборчества; однако из названия ясно, что вопросы испытуемому задает Небо, т. е. божество, - а не наоборот.

Вообще, стих десятый совершенно необычен. Даже те, кто склонны видеть в книге Лао-цзы произведение чисто философское, умозрительное, вынуждены признать, что в этом стихе отражены принципы так называемой "даосской йоги" ("стих подчеркнуто говорит о совершенствовании тела" - "сю шэнь", - пишет Чэнь Гу-ин).

Этот стих служит подтверждением тому, что его автор не был отвлеченным мыслителем европейского типа; его построения оказываются тесно связанными с медитативной практикой, и бо;лее того: сама медитация предстает перед нами как некий процесс овеществления, материализации мысли.

Процесс начинается с той ступени сосредоточения на Едином Дао, когда слияние становится неразрывным, когда внешнее не отвлекает и ничто уже не нарушает гармонии двух человеческих душ, небесной и земной, достигнутой в момент погружения в Абсолют. Погружение в себя - и в Дао - есть необходимая отправная точка так называемой "внутренней алхимии", когда, пропуская жизненную энергию, пневму ци по каналам своего тела - снизу вверх по по;звоночному столбу, через мозг, вниз до "моря пневмы" или "киноварного поля", где находится воображаемый алхимический тигель, и далее - даос производит трансмутацию пневмы. В процессе "возгонки" и "осаждения" пневма превращается в чисто духовную субстанцию - шэнь, которая, накапливаясь в теле, сообщает ему качественно новые свойства. Ментально-дыхательная циркуляция способствует выведению из тела всего косного и застойного, всего "твердого", что принадлежит смерти.

Своими упражнениями, активизирующими самые разные центры, даосы стремятся не только остановить ход биологических часов, запрограммированных на саморазрушение организма, но и отвести их стрелки назад почти до нуля, до состояния младенца. "Будьте как дети!" - говорил Христос, имея в виду прежде всего возвращение души в то первоначальное состояние, когда, опустившись из горних сфер, она еще не успела запачкаться мирской скверной. Но у Лао-цзы все несколько иначе. В самых древних версиях текста: мавандуйских рукописях, дуньхуанской рукописи "Лао-цзы сянэр", списках "Старца с берегов Реки" и Ван Би (см. Чэнь Гу-ин) - идея уподобления вообще отсутствует: "стать младенцем", "оборотиться дитятей" звучит поэтому не только как преображение духовное, но и, в какой-то степени, телесное. В процессе направленной циркуляции ци даос приобретает облик вечной молодости и ту предельную гармонию организма, которая присуща только младенцу. Об этой гармонии мы еще прочтем у Лао-цзы.

Следующая строка, где говорится о "Вратах Небес", вроде бы и понятна, однако конкретные ее толкования разнятся между собой чрезвычайно. Ясно то, что "Врата Небес" есть некий проход в высшие, горние сферы, таинственная дверь, открытая не всегда и не каждому. Древний словарь "Толкование письмен" (II в.) определяет это выражение как эвфемизм сердца человеческого, ибо оно одно есть скрытое чувствилище мира, способное познать Дао. В космологическом плане древние китайцы часто отождествляли небесные Врата с двумя звездами созвездия Рогов (в восточной части Неба), между которыми якобы располагался вход в небесные чертоги. Но человеческий микрокосм во всем подобен Великому космосу: считалось, что в теле также имеются духовные чертоги с анфиладой залов и в них также ведут Небесные врата, расположенные в таинственной точке на переносице, между бровей, на которой следует сосредоточиваться во время медитации, через которую может выходить и возвращаться обратно астральное тело продвинутого даоса. "Небесные врата" в человеке и на видимом небосводе есть как бы оконечности одного и того же незримого тоннеля, соединяющего мир горний и мир дольний: так, в общем, толкует это понятие "Старец с берегов Реки".

"Врата Небес" - они в чертогах Фиолетового недосягаемого у Полярной звезды... - пишет он, помещая небесный дворец, согласно даосской традиции, в центре мироздания... - А врачующими тело Небесными вратами зовутся ноздри. Их открытие зовется передышкой, их закрытие зовется вдохом и выдохом". Иными словами, задерживая дыхание (одно из основных требований "даосской йоги"), человек в то же время открывает свои небесные врата в иные сферы, черпая из них прану ци высокой утонченности, ци "раннего неба". И тут, в процессе регуляции дыхания, очень важно избежать насильственности, сохранить ту естественность, которая одна соответствует небесным ритмам, а потому обеспечивает наилучшую, пользуясь современной терминологией, "энергетическую подпитку". Адепт должен подавить в себе мужское начало, т. е. сделаться совершенно пассивным, "спокойным, мягким и податливым, как самка"; быть "эхом, но не певцом" (Ван Би), "подражать земле и женщине" в их пассивности (Чжан Дао-лин). Даосу следует отдаться высшим силам - и оставаться покорным реципиентом, сколько бы ни толкала к активности его "янская", мужская, природа.

Последние пять строк ("Рождай же и умножай!..") некоторые исследователи считают вписанными сюда ошибочно, поскольку более связанным с контекстом выглядит их повторение в стихе 51, а потому не включают в текст. Увы, этот повтор - не единственный у Лао-цзы, так что лучше довериться древним рукописям. Хуже то, что "безличность" древнекитайского языка позволяет отнести все сказанное равно и к Дао, и к даосу. Мы предпочли последний вариант, поскольку до сих пор речь все время шла о человеке; впрочем, достигая крайних глубин погружения в Дао, он становится как бы тождественным ему, так что разница невелика.

Слово "чу", которое мы переводим как "умножай", означает размножение, разведение скота. При желании в этой сентенции можно увидеть отдаленную аналогию библейской заповеди: "плодитесь и размножайтесь"; хотя, разумеется, речь здесь идет о творении материального скорее на ментальном уровне, когда образы роятся в сознании медитирующего адепта и спонтанно входят в реальный мир вещей благодаря его "сокровенной благодати".

В заключение приведем комментарий "Небесного наставника" Чжана к первой строке, который дает как бы общую идею стиха. Отталкиваясь от написания иероглифа "по" - "земная душа", Чжан замечает, что речь идет скорее о мировой сперме, Духовном Семени - цзин, и далее продолжает: "Тело есть колесница семени, и, нисходя вниз, Семя должно нагрузить его и разместиться в нем. По становлении духа является пневма ци, также помещающаяся в теле человеческом и нагружающая его. И ежели желаешь соблюсти полноту заслуг - не расставайся с Единым. Единое - это Дао... Единое - вне Земли и Неба, но входит в пространство меж Небом и Землею. Однако же пульсируя в теле человеческом, располагается повсюду под кожею, не выбирая единственного места. Рассеиваясь, принимает облик пневмы ци, собираясь воедино, принимает облик Всевышнего Старейшего владыки Тайшан Лао-цзюня, постоянно правящего в горах Куньлунь. Его еще именуют Пустотным Небытием, именуют Естественностью, именуют Безымянным - все это одно. Ныне тот, кто вещает о Дао и наставляет в учении, кто неотступно соблюдает заповедное, - тот сосредоточивается на Едином. Если не следовать этой заповеди - утратишь Единое. Фальшивые умельцы суетного мира, называя Единым пять хранилищ тела, в ослеплении мысли жаждут обретения счастья, но это - ложь; расставшись с жизнью, они последуют далеко!"