Цветущий буйно первый месяц лета,

Травы и деревья роскошно-густы.

Истерзанный бесконечной скорбью,

Стремительно следую в южные земли.

 

В глазах темным-темно,

Кругом очень тихо, молчаливо-беззвучно.

Унынием скован, изнемогаю в тоске:

Страдания от изгнания, да неизбывная нищета.

 

Унимаю чувства, пытаюсь приободриться,

От обиды на несправедливость надо бы отрешиться. 

Отеши квадрат до круга, -

Его природные свойства все равно не исчезнут.

 

Изменение изначального пути

Благородный муж презирает.

Эталонные линии проводили по отбивному шнуру, -

Истинно начертанное не изменить.

 

Внутренняя прочность, природная прямота -

Вот в чем великолепие великого человека. 

Если бы умелец Чуй не рубил топором,

Кто бы оценил, кривы или прямы удары?

 

Когда темные узоры находятся в темноте,

Слепцы говорят, что их не видно.

Ли Лоу бросал короткий косой взгляд,

Но те, кто с бельмом на глазах, считали его незрячим. 

 

Превращают белое в черное,

Меняют местами верх и низ.

Царственного феникса заперли в клетке,

А куры и утки порхают-танцуют.

 

Смешали нефрит и камушки,

Одной мерой их отмеряют.

Все людишки придворной клики грубы и ограничены, -

Вот никто и не знает, что во мне сокрыто.

 

Тяжелой ношей до предела нагружен,

Тону-застреваю, - никак не переправиться.

Храню за пазухой драгоценный нефрит, сжимаю самоцвет,

А нищий, ибо не знаю, как их показать.

 

Городские собаки лают стаей,

Облаивают для них странное. 

Отвергать лучших, сомневаться в выдающихся -

Таково поведение заурядных людей.

 

Творю внешне безыскусно,

но трудно вчитаться, что внутри,

Вот толпа и не понимает

мой дивный дар.

Обработанная и необработанная древесина свалена в кучу, -

Никто не знает, чем я обладаю.

 

Преумножаю человеколюбие, пестую справедливость,

Стремлюсь, чтобы они были в избытке.

Раз с Чун-хуа уже невозможно встретиться -

Кто поймет, как я существую?

 

И в древности так случалось,

что оставались без пары,

Но разве известно, почему?

Чэн Тан и Юй остались в далекой древности,

Столь дальней, что невозможно о ней размышлять.

 

Сдержав досаду, умерив негодованье,

Смиряю сердце, стремясь усилиться.

От страданий изгнанника не скроешься, -

Хочу, чтобы мои стремления и поступки

послужили примером потомкам.

 

Держа путь на север, остановился на ночлег:

Солнце блекнет-тускнеет, готовясь к закату.

Уймутся горести, утолятся скорби, -

Все они пресекутся лишь со смертью. 

 

Эпилог:

Полноводны-мощны Юань и Сян,

Порознь текут-струятся.

Долгая дорога мрачна и тяжела,

Путь далек и смутен.

Ох уж, эти стенания, печали и горести -

Вечные сокрушенные вздохи. 

В мире никто меня не понимает,

Людей сердца таковы, что им не откроешься. 

 

Храню природную простоту, объемлю искренние чувства,

Но в одиночестве, без пары. 

Раз Бо Лэ больше нет,

Горячего скакуна как оценить?

 

Всех людей жизнь такова,

Что у каждого бывают заблуждения. 

Если тверд сердцем, развиваю устремленья -

Мне чего бояться-страшиться?

 

Ох уж, эти терзания, пребывание в скорби, -

Вечные сокрушенные вздохи.

Мир мутен и грязен,

никто меня не понимает,

Людей же сердца таковы, что им не откроешься.

Зная, что смерти не избежать,

Хочу не цепляться за жизнь,

А ясно возвестить благородным мужам,

Что я такой же, как и они.

Комментарий и Примечания М. Е. Кравцовой

Иероглиф хуай 懷 определяет грудь, пазуху или, шире, - всю часть человеческого тела от шеи до подмышек, и имеет метафорическое значение "то, что человек держит в себе". Принятые варианты перевода названия произведения: "С камнем за пазухой", "С камнем в объятьях", которые проистекают из слов Сыма Цяня о том, что Цюй Юань "обнял камень" (бао ши 抱石) и бросился в Мило. Последующие книжники (в том числе Ван Фу-чжи) привели сказанное в "Ши цзи" в соответствие с иероглификой, образующей название произведения: не "обнял", а "положил за пазуху" (хуай), и не камень, а мелкие камушки или гравий (ша ши 沙石). Хотя, если вдуматься, не очень понятно, как именно можно насыпать гравий в верхнюю часть халата. Наибольшие сомнения вызывает местоположение произведения в "Цзю чжан", заставляющее сомневаться в том, что это предсмертное творение Цюй Юаня. Ван И обошел молчанием историю его создания и смысл названия, и на "Жизнеописание Цюй Юаня" сослался уже Хун Син-цзу. Первым в версии "Хуай ша" как предсмертного творения Цюй Юаня открыто усомнился Ван Юань. Попытавшись воссоздать маршрут скитаний поэта, он пришел к выводу, что иероглиф ша есть сокращение от названия управы Чанша (Чаншафу 長沙府), - так в древности называли г. Чанша. Иероглиф хуай употреблен в смысле гань 感 - это слово передает комплекс значений, воспроизводящих переживания и мысли, возникшие под впечатлением чего-то. Свое толкование Ван Юань мотивировал тем, что текст "Хуай ша" открывает зарисовка окружающей местности. Его суждение восприняли книжники, тоже сомневавшиеся в версии предсмертного творения (Ху Вэнь-ин), но с замечанием (Цзян Цзи), что местность, где возник г. Чанша, первоначально называлась Шату (沙土 "Песчаные земли"). Из исследователей первой половины прошлого века "классическую" историю создания "Хуай Ша" поддержал Вэнь И-до и развернуто оспорил Ю Го-энь - также через реконструкцию маршрута скитаний Цюй Юаня. Кроме того, он предложил понимать название как "воспоминания о Чанша" (懷念長沙). Версия предсмертного творения занимает господствующее место в современном китайском чуцыведении. Но мне лично убедительными видятся доводы Ван Юаня и его последующих сторонников, касающиеся не столько гипотетического пути следования поэта, сколько натянутости толкований названия, исходя из текста "Ши цзи". Помимо прочего в "Хуай ша" отсутствуют однозначные суицидальные мотивы. В произведении преобладают четырехсловный и пятисловный поэтические размеры. В нескольких случаях эвфоническая частица си употреблена внутри строки. Текст по рифме распадается на четверостишия. Выделяют три (Тан Бин-чжэн, Чжоу Бин-гао) или четыре (Ван Цзя-синь) смысловых раздела.

Примечания:

Ч у й 倕 - легендарный мастеровой времен Яо.

Л и  Л о у 離 婁 - легендарный персонаж, обладавший необыкновенно острым зрением, жил во времена Хуан-ди ("Мэн-цзы", цз. 7—8).

Л ю д и ш к и  п р и д в о р н о й  к л и к и. - В оригинале: дан жэнь (黨人, см. примечания к переводу "Ли сао").

Д р а г о ц е н н ы й  н е ф р и т... с а м о ц в е т... - В оригинале: цзинь 瑾 и юй 瑜, соответственно, термины, обозначающие редкостные сорта нефрита.

М о и  т в о р е н и я  в н е ш н е  б е з ы с к у с н ы... - В оригинале: вэнь чжи шу нэй 文質疏内. Иероглифы вэнь и чжи в дальнейшем образовали устойчивое сочетание со значениями "внешняя красота и внутренние качества", "наружность и сущность". Здесь может быть понято в качестве указания на красоту речей и поступков человека (言 行美好), за которыми скрываются (шу) внутренние (нэй) добродетели. Ван И предложил понимать вэнь в значении "литературный дар" (вэнь цай 文采). Развивая его толкование, Чжу Си предположил, что чжи, имеющее также словарное значение "простой", в данном случае означает "литературное творчество, лишенное внешней красивости" (其文不艶), а шу означает "оторванный от жизни" (юй ко 迂闊). Общий смысл строки: поэт говорит, что его произведения не отвечают эстетическим вкусам "толпы" и лишены привычного для нее содержания ("внутреннего").

Ч у н - х у а - Шунь.

О с т а в а л и с ь  б е з  п а р ы... - то есть совершенномудрые государи и мудрецы жили в разное время (Хун Син-цзу).

Д е р ж а  п у т ь  н а  с е в е р... - Относительно данного пассажа распространена точка зрения (Ван И, Чжу Си, Лю Мэн-пэн, Цзян Тянь-шу), что поэт стремится вернуться в столицу (родные места).

Л и ш ь  с о  с м е р т ь ю. - В оригинале: да гу (大故 "великая причина"), принятый эвфемизм смерти. Впервые употреблен в "Мэн-цзы" (цз. 5): фраза цзинь е бу синь чжи да гу 今也不辛至大故, произнесенная сыном скончавшегося правителя владения Тэн 滕: "Теперь меня постигло несчастье. В связи с великой кончиной (да гу) моего батюшки я бы хотел послать тебя к Мэн-цзы и спросить у него, как провести похороны..." (пер. В. С. Колоколова). Присутствие в этой фразе намека на самоубийство (по комментарию Хун Син-цзу) крайне маловероятно. Скорее уж, как это отмечают Ван Юань и его последующие сторонники, в ней улавливается идея неизбежности смерти и полного завершения эмоциональной жизни человека.

Б о  Л э 伯樂 - такое имя (прозвание) имели два персонажа, оба персонифицируют образ искусного возницы и тонкого знатока повадок лошадей: приближенный циского Му-гуна (穆公, на троне 659-621 до н. э) и сановника царства Цзинь, о ком сообщается в "Го юй" (цз. 15).