Пристрастием к увещеваниям

навлек на себя страдания,

Изливая тоску, выражаю чувства.

Если сочтут, что не из-за преданности вещаю,

Укажу на лазурное небо, -

пусть рассудит по справедливости.

 

Пусть прикажет Пяти владыкам

докопаться до сути,

Обяжет Шесть божеств проверить,

должен ли я понести наказание.

Предпишет духам гор и рек

выступить судьями,

Велит Гао-яо вслушаться,

сколь прямы мои речи. 

 

Со всею преданностью-искренностью,

служил бы государю,

Но отбившийся от стаи, -

что опухоль, бесполезен.

Отринул сладкозвучную лесть,

отвернулся от толпы,

Ожидая, что мудрый правитель

сам признает меня. 

 

Мои слова и поступки -

по оставленным ими следам можно проверить,

И чувства и манера поведения

они всегда неизменны.

Распознать себе истинного слугу

никому не дано, кроме господина,

Чтобы правильно оценить,

нет нужды отправляться куда-то далече.

 

Я всегда ставил на первое место служение государю,

себя самого - позади,

Чем и снискал у толпы придворных людишек

лютую ненависть.

Думал только о государе,

да не добился его понимания -

Вот толпа скопом и набросилась, как на врага.

 

Непреклонный сердцем, лишенный колебаний,

Только вот самого себя не умею защитить. 

Чаял быстро приблизиться к государю,

да не удостоился его внимания, -

Оказался на пути, накликающем беды.

 

Из тех, кто думает о государе,

нет никого преданнее меня:

Напрочь забываю

о ничтожности должности и бедности.

Служил бы государю без малейшего двоедушия,

Никогда не выискивая к фавору прохода.

 

В преданности какая вина, -

за что понес наказание?

Это вовсе не то,

к чему сердце стремилось.

Поступал так, как не принято в стае,

из-за чего рухнул-упал,

Для толпы придворных людишек

стал посмешищем.

 

Сколько же вынес осуждений,

подвергался наветам-поклепам, -

Заикался, не в состоянии оправдаться. 

Чувства отныне обузданы-сдержаны, -

не достигают государя,

Он и сам одурманен,

некому образумить его.

 

Сердце подавлено-опечалено,

я пребываю в горестях-разочарованиях,

Никто не способен разобраться

в охвативших меня чувствах.

Пространные речи воедино связав,

не могу послать государю,

Мечтаю при встрече изложить по порядку свои устремленья, -

но нет мне дороги к нему. 

 

Отойду, храня безмолвие, -

никто меня не понимает;

Приближусь с громкими возгласами -

никто меня не слышит.

Лишь сильнее волнуюсь-сомневаюсь

от разочарований-огорчений,

Внутри беспорядочно-тоскливо

от переживаний-горестей.

 

Ночью мне приснилось, что вознесся в небеса,

Душа, полпути лишь миновав,

не смогла дальше плыть.

Я повелел бесприютному духу

истолковать этот сон,

Изрек: "Стремления ваши беспредельны,

но нет поддержки".

 

- Значит, окажусь в одиночестве,

буду выкинут-брошен?

Изрек: "О правителе можно думать,

но на него полагаться нельзя.

У толпы такой рот, -

клеветою расплавит металл,

Изначально, как вы, себя повести, -

накликать беду.

 

Обжегшийся похлебкой, дует на холодную пищу -

Почему бы не изменить все эти устремления?

Исполните же желание, позабыв о служебных ступенях,

вознестись в небеса,

Подобно тому, как недавно случилось во сне.

 

Толпа сановников, растерявшись в испуге,

былое выкинет из сердца:

Разве осмелятся вас принимать

за такого же, как они сами?

Желаемой цели достигнете,

пусть и другим путем:

Разве осмелятся вам предлагать

какое-то там содействие? 

 

Цзиньский царевич Шэнь-шэн

был почтительным сыном,

Отец же, поверив наветам,

его невзлюбил.

Прямой, несгибаемый, лишенный колебаний,

Гунь изо всех сил старался, но не преуспел".

 

Я, услышав, что, будучи верным,

вражду к себе вызываешь,

Опрометчиво счел

ошибкой такие суждения.

Но руку сломав девять раз,

сам целителем станешь,

Я теперь окончательно проникся,

что так все и есть. 

 

Дротики-стрелы уже подготовлены сверху,

Сети-силки уж давно расставлены снизу.

Раскинуты всюду законы-препоны

для услады правителю,

Хотел бы укрыться, да негде.

 

Желаешь потоптаться на месте,

удобный момент выжидая -

Боясь преумножить печали,

ошибку свершишь.

Желаешь лететь высоко

и гнездиться далеко,

Государь обязательно скажет:

"Да как ты посмел?"

 

Желаешь неистово бежать,

не разбирая дороги, -

Слишком тверды устремления,

себя мне не преодолеть.

Спина от груди отрывается,

их сочлененье болит,

Сердце унынием сковано,

изнемогает в тоске.

 

Толку магнолию, смешиваю с базиликом,

Измельчаю кору перечного дерева

для приготовления лепешек.

Сею гирчовник, сажаю хризантемы,

Рассчитывая, что весенним днем

сделанная из них мука заблагоухает. 

 

Боюсь, что правдивости моих чувств не поверят,

А потому снова и снова

о себе все разъясняю.

Возлюблю же превыше всего

уединенное бытие

И сосредоточусь в мыслях о том,

как удалиться от мира. 

 

Комментарий и Примечания М. Е. Кравцовой

Принятый перевод названия - "Печальные строки". По мнению Ван И, иероглиф си означает "пристрастие" (тань 貪), сун ("декламировать") - "рассуждения" (лунь 論). Последующие комментаторы акцентируют либо скорбность рассуждений поэта ("рассуждения, полные печали" 憫惜之論, Чэнь Ди), либо, что чаще, их назидательность ("жалея своего правителя, увещевает его" (惜其君而誦之, Хун Син-цзу), нередко принимая сун за синоним сун (訟 "обвинять", "осуждать", "жаловаться").

Преобладает шестисловный поэтический размер. По рифме текст распадается на четверостишия. Выделяют три (Тан Бин-чжэн), восемь (Ван Цзя-синь) и 12 (Чжоу Бин-гао) смысловых разделов.

Примечания

П я т ь в л а д ы к - у ди 五帝, здесь имеются в виду (по Ван И) Пять повелителей частей света.

Ш е с т ь б о ж е с т в. - В оригинале: лю шэнь 六 神. Возможно, божества четырех сторон света, верха и низа мирового пространства.

Г а о - я о - легендарный судья (см. примечания к переводу "Ли сао").

Б е с п р и ю т н ы й д у х. - В оригинале: ли шэнь 厲神. Основные альтернативные толкования: 1) "великий дух" (да шэнь 大神), способный вселяться в жреца (шама-на, медиума, Ван Фу-чжи); 2) образный титул какого-то божества: например, Повелителя Юга (Янь-ди, Ван Цзя-синь), происходившего, по легенде, из рода Ли-шань (Лишань-ши 厲山氏); 3) дух человека, которому некому приносить жертвоприношения: или умершего в раннем возрасте (Ван И), оставшегося без потомства (Ван Юань), или погибшего случайной смертью (Лю Мэн-пэн), или казненного (Хун Син-цзу, Тан Бин-чжэн). Это подтверждают и ханьские сочинения и манускрипты (Хуан Лин-гэн).

О  п р а в и т е л е  м о ж н о  д у м а т ь... - Одни книжники и исследователи ограничивают ответ "неупокоенного духа" этой строкой (Ван Цзя-синь), другие продлевают его на 14 строк (Чжоу Бин-гао) - по аналогии с монологами персонажей, наставляющих литературного героя "Ли сао".

Ш э н ь -ш э н 申生 - царевич, оклеветанный мачехой и покончивший с собой (см. примечания к переводу "Тянь вэнь").

Г у н ь - аллюзия на предание о Гуне, перекликающаяся со сказанным о нем в "Ли сао".