1

Мой покойный отец, Бай-юн благородный,

Был потомком наших древних царей.

В день Гэн-ин, весной, когда я родился,

Шэ-ти в небе сияла в славе лучей.

Звезда Шэ-ти – конечно, не была видна днем, но в Китае, который славился точностью астрономических наблюдений с древнейших времен, было, очевидно, изве­стно, что в этот день звезда была в восхождении.

2

Посмотрев гороскоп моего рожденья,

Имена младенцу выбрал он, -

Имена Чжэн-цзэ и Лин-цзюнъ, и смыслом

Я горжусь благовещих этих имен.

Чжэн-цзэ – "прямое правило".

Лин-цзюнь – гармония духа.

3

Я прибавить сумел к дарам природы

Много личных усилий, долгих трудов,

И расцвел пышней орхидей осенних,

Благовонней трав и гордых цветов.

4

Время мчится, за ним возможно ль угнаться? 

Сроки кратки, а мне нужны века!

Что же? Утром с холма принесу магнолий,

Ввечеру — сосновых ветвей с островка.

5

Солнце или луна никогда не замедлит бега,

И весна и осень свой помнят чин.

Вот опять засохла трава, и листва опала,

А любимый где-то медлит, и я один!

6

Равнодушный к достойному, склонный к порочным,

Ты бы мог, любимый, исправить свои пути.

Запряги же лучших коней, наверстай же время,

Догони меня, дай мне вперед тебя повести!

7

В старину, при прославленных трех государях,

Было каждому запаху место, был и срок:

Шэньский перец спорил с запахом мальвы, -

Ну, а нынче в моде вечно один цветок!

8

Яо и Шунь, исполины древних преданий,

Повинуясь природе, преуспевали всегда,

А подобные Цзе и Чжоу безумные люди

Ускоряли гибель, мечась туда и сюда!

Яо и Шунь – мифические древнейшие импера­торы Золотого века.

Цзе и Чжоу – последние государи династий Ся и Инь.

9

А приверженцы их гнались за одной забавой

И теряли пути, и во мраке шли ко дну.

Я же - разве за жизнь я свою тревожусь?

Страшно мне за правителя и за мою страну.

"Юань", "му", "ци" – меры площадей.

"Ду-хэн", "цзе-цзюй", "лю-и" – лекарственные или просто пахучие растения.

10

Я растерян. Бежать ли вперед, назад ли,

Чтоб былых государей найти размах?

О, любовь моя, загляни в это сердце!

Но с тобой клеветник, и гнев у тебя в глазах!

11

Знаю, знаю: опасно быть откровенным.

Я терпел и молчал, но больше я не молчу. 

Пусть меня за это судит вышнее Небо -

Одного добра, любимый, тебе я хочу!

12

На закате опять была назначена встреча

Между мною и непришедшим моим дорогим,

А ведь прежде свое ты дал мне слово,

Но потом изменил и тайно ушел к другим. 

Разве было бы мне так трудно уйти отсюда,

Если б не был я ранен непостоянством твоим?

13

Десять "юань" орхидей насадил я в поле

И другими цветами заполнил сто "му" земли,

И по десять "ци" засеял трав лечебных,

Чтобы вместе росли "ду-хэн", "цзе-цзюй" и "лю-и".

14

Пусть их ветви и листья растут привольно! 

Буду ждать веселой жатвы моей.

Не дождусь - не об этом стану плакать,

А о том, что бурьян оказался, увы, сильней.

15

Ненасытные толпы, толкаясь, ищут корысти:

Даже сытый давно опять раскрывает пасть.

Извиняя себя самого, других осуждая,

Каждый завистью движим и спорит за честь, за власть.

16

Словно дикие утки, бросаются на добычу...

Но ведь это не то, чего я умел хотеть!

Приближается старость и скоро меня настигнет:

Сделать имя себе я боюсь уже не успеть.

17

Поутру я выпью нависшей росы магнолий,

Ввечеру поем сухих лепестков хризантем.

Если чувства мои проверены и достойны,

Исхудать от поста я не побоюсь совсем!

18

Я опавшие "чи" свяжу корнями деревьев,

Наклонившиеся бутоны "би-ли" поддержу. 

Расправляя стебли "цзюнь-гуй", помогу орхидеям

И разросшийся плющ веревкой туго свяжу.

Чи – растение с душистыми цветами.

Би-ли – пахучее вьющееся растение.

Цзюнь-гуй – раз­новидность мальвы.

19

Признаюсь: я мужам древности подражаю,

Но обычай века пошел дорогой иной.

Угождать не стараюсь сегодняшним мелким людям:

Мой бесстрашный пример - Пэнь Сянь всегда предо мной.

Пэнь Сянь – министр, покончивший самоубий­ством в знак осуждения жестокостей Чжоу Синя, по­следнего императора династии Инь.

20

С долгим вздохом глубоким скрываю слезы:

Безутешно и я о страданьях плачу людских.

Я давно обуздал свои порывы и страсти,

Но и ночью, и днем проклинают меня за них!

21

Пусть опальный, не расстаюсь с орхидеей

И ношу при себе пучок душистых цветов.

Но за то, что сердце мое считает благом,

Все возможные пытки и смерть я принять готов.

22

Легкомыслием я задет моего дорогого:

Он не хочет в сердца заглянуть своих людей.

А меня обвиняют в распутстве толпы женщин,

Полных зависти к верности и красоте моей.

23

По обычаям века, теперь строитель

Без линейки и циркуля чертит и строит дом,

Без веревки и мела небрежно правит ошибки,

В век развала не обременяя себя трудом!

24

Скорбный, долго колеблюсь, не зная, на что решиться:

Вся огромная боль досталась мне одному.

Утонуть, умереть - я всё предпочту изгнанью,

Жалкой жизни пустой, которой я не приму!

25

Сокола величавы и стаями не летают:

Оттого, что природа их такова.

Не удержится прямоугольник в отверстии круглом. 

Два пути разошлись - их навек останется два!

26

Гордым сердцем смирюсь, укрощу надменную волю,

На себя возложу и смою жгучий позор:

Мудрой жизнью своей чистоте платя непорочной,

С мудрецами исполню древний свой уговор.

27

Я спохватываюсь, что бросил путь, не проверив. 

Долго медлил, но время назад идти.

В колею я снова вправляю мою повозку,

Не успев далеко уклониться от пути.

28

Мой шагает конь среди орхидей прибрежных

И взбегает на холм, обсаженный перцем. Стой!

Не вхожу - не хочу повторных упреков.

Ухожу за старой одеждой моей простой.

29

Вновь на платье себе я сшиваю листья

Непорочных кувшинок и лотосов, и цветы.

Не узнает меня теперь ни один придворный

В этом новом обличьи верности и чистоты.

30

Мой убор головной - как гордый утес высокий. 

Пояс очень длинен, и подвесок много на нем.

И цвета, и запахи выбраны с тонким вкусом.

Ум и сердце видны в наряде моем.

31

Оглянувшись, я мир обвожу глазами,

Изумленно смотрю вперед и назад. 

Хорошо подобрал я цвета подвесок,

Хорошо цветы сливают свой аромат!

32

Каждый любит свое, и каждый любит иное,

Я же только одно люблю - свою прямоту.

Пусть меня четвертуют - останусь тем же,

Я бесстрашие сердца и долг всему предпочту.

33

Убеждает меня сестра-красавица выйти

Из ненужного боя и долго спорит со мной:

Говорит, что Кунь погиб за свое упрямство

И в пустынном месте окончил свой путь земной.

Кунь – упрямый министр легендарного импе­ратора Яо, не справившийся с проблемой орошения.

34

Говорит: не стоит быть таким прямодушным

И с таким превосходством в толпе стоять одному.

Все приносят к себе в дома лишь сорные травы,-

Ты стоишь одинок и холоден ко всему.

35

Говорит: мы не можем во все постучаться двери

И везде объяснить, что в сердце у нас двоих.

В мире властвуют толпы и любят лишь показное,-

Ты стоишь один и не слушаешь слов моих!

36

По стопам мудрецов держусь золотой середины! 

Страшно мне спуститься в страну болот.

Реки Юань и Сян перейду, подвигаясь к югу,

Где покоится Шунь: он обиду мою поймет.

37

Император Ци отцовские песни помнил,

Но беспечный Кан одной забавы хотел:

От забот бежал и не строил мудрых рассчетов, -

Оскудела семья и утратила свой удел.

Ци – старший сын императора Юй.

Кан – сын и преемник Ци, увлекался только охотой и забавами.

38

Непоседливый И, повеса, смелый охотник,

Что травил лисиц на лугах и в чаще лесной...

Но приводит смута редко к избранной цели -

Взбунтовался Чжо, очарован его женой!

И – министр императора Юй и его сыновей, знаменитый стрелок в цель, первый цареубийца в ки­тайской истории.

Чжо – соучастник И, позднее увлекся его женой и убил узурпатора.

39

Беспощадный Цзяо свою показывал силу,

Но себя самого от страстей не сумел сберечь:

Он погиб, утонув в распутстве и наслажденья,

И его голова однажды упала с плеч...

Цзяо – прославленный силач, считавшийся сыном И. Цюй Юань, по-видимому, считает его сыном Чжо от вдовы узурпатора И.

40

Император Цзе, нарушитель всех законов,

Ликовал и пил - и этим гибель навлек.

Император Синь из людей готовил соленья,

А ведь день расплаты был уже недалек!

Синь – т.е. Чжоу Синь.

Цзе – т.е. Инь Цзе.

– см. примечание к строфе 8.

41

Были Тан и Юй благочестивы и строги,

Чжоу держался правды и не отступал,

Возвышая достойных, выдвигая способных,

По устойчивым меркам помощников подбирал.

Тан и Юй – основатели династий Шан и Ся.

Чжоу – основатель династии Чжоу.

42

Величавое Небо всесильно и беспристрастно,

Помогает тому, чья добродетель видна.

Только праведнику за его святые деянья

Будет власть над этой огромной страной дана.

43

Я в былое гляжу и преемство событий вижу,

И людские стремленья мне ведомы и ясны. 

Разве можно неправедных звать на дело?

А высокие духом — кому послужить должны?

44

От опасности смерти прятаться я не стану.

Никогда угольник не входит прочно в круг.

Вот теперь вынуждают меня раскаяться в прошлом,

Но и раньше соленья из верных делали слуг.

45

Да, я часто боюсь и подолго плачу,

Что теперешний век безумен, страшен и дик. 

Орхидею сорвав, стираю горькие слезы,

Что сбегают волнами на пестрый мой воротник.

46

Я встаю на колени на коврик и объявляю,

Что всегда справедливыми были мои дела. 

Вот, четыре дракона влекут мою колесницу,

Вот, песчаная буря, обняв, меня подняла!

47

На рассвете я из Цан-у выезжаю,

Чтобы к вечеру в горы Сянь-пу успеть:

Там хочу отдохнуть у входа на небо...

Вдруг померкло солнце, и сразу стало темнеть.

Цан-у – в Учжоу в теперешней провинции Гуанси, предполагаемое место погребения императора Шунь.

Сянь-пу – вершины гор Куньлунь, куда смертному не положено подниматься.

48

Задержи, Си Хо, задержи летящее время,

Не спеши на запад уйти, за гору Янь-цы! 

Утомительна, однообразна моя дорога:

Я поехал искать, и объеду я все концы.

Си Хо – дух, управляющий ходом солнца.

Янь-цы – гора, за которой заходит солнце.

49

Напою коня в чудесном озере звездном,

Привязав поводья к вершине горы Фу-сан. 

Срезав прутья "жо-му", начищаю солнце

И брожу по просторам безвестных стран.

Фу-сан – гора, из-за которой солнце выходит утром.

"Жо-му" – трава, растущая в "черной воде" Южного океана. Ею можно начистить солнце и придать ему больше блеска.

50

Впереди Ван-шу со своей колесницей лунной,

Позади подгоняет Фэй-лянь со сворой ветров. 

Пара фениксов мне указывает дорогу, -

Только гром прорычал, что он еще не готов.

Ван-шу – фея, управляющая колесницей луны.

Фэй-лянь – дух ветров.

51

Пусть же фениксы реют над головою моею

Постоянно - и ночью, и с наступлением дня! 

Пусть безумствуют грозы, и в их прорывы

Толпы туч и радуг выйдут встретить меня!

52

Чуть сойдясь, облака разойдутся снова:

В пестрых платьях своих то взлетят, то сойдут совсем. 

Отвори же мне, сторож, ворота неба!

Но, к дверям прислонившись, сторож и глух, и нем...

53

Вечерело, когда я, усталый, остановился

И подвязывать стал орхидеи в тени густой...

Беспорядочный мир, где правда вместе с неправдой,

Где достойного губят завистники клеветой!

54

Утром перехожу через Белые Воды,

Восхожу па Лан-фэн и привязываю коня,

А затем, оглянувшись назад, начинаю плакать:

Здесь па Пике Высоком, нет девушки для меня!

Белые воды – ручей, вытекающий с гор Куньлунь.

Лан-фэн – священная вершина в горах Куньлунь.

55

Из нефритовых прутиков выйдет много подвесок!

Не опали цветы, но и листьев много уже.

Ко Дворцу Весны подхожу - и вижу служанку:

Пусть она передаст привет своей госпоже.

Дворец Весны – находится на крайнем востоке.

56

Пусть на тучу взойдет Фэн-лун проворный

И узнает, где скрылась дева Фу-фэй.

В знак помолвки, снимаю шнурок с рукава, с подвеской,

Поручаю Цзянь Су заняться свадьбой моей.

Фэн-лун – дух дождя, носящийся на облаках.

Фу Фэй – фея ручьев, дочь легендарного первого императора Фу Си, утонувшая в реке.

Цзянь Су – по-видимому, слуга Цюй Юаня.

57

Но мое сватовство вызывает жаркие споры,

Своенравная дева мою отвергает дань.

Ввечеру возвращаюсь на отдых к Цюнскому камню,

Утром волосы мою в потоке горном Ю-пань.

58

Недотрога прекрасная так надменна,

Шаловлива и рада веселой своей судьбе,

А учтивости нет у нее нисколько!

Я другую невесту, конечно, найду себе.

59

Обходя четыре крайние точки света,

Поднимаюсь на небо и снова спускаюсь в ночь,

И на башне нефритовой я, приглядевшись, вижу

Императора Жуна прекрасную дочь.

Император Жун и его дочь – мифические лица.

60

Я послал бы сокола к милой девушке сватом, -

Птица "дань", ядовитая, мне твердит: не женюсь! 

Лишь сорока трещит, что во всем услужить готова,

Но сорочьих услуг я очень, очень боюсь!

Птица "дань" – питается ядовитыми змеями.

61

Недоверчивый, я осторожен пуще лисицы:

Я пошел бы и сам, да обычаи не велят,

Но я слышу, что фениксы вылетели с дарами

От Гао Синя - меня, конечно, опередят.

Гао Синь – отец легендарного императора Яо.

62

Что же? Буду скитаться, бродить без цели,

Уходить далеко, возвращаться издалека.

Шао Кан, я слышу, пока еще не женился.

Обе дочери Юй'я свободны еще пока!

Шао Кан – шестой император династии Ся, убитый Чжоу (см. примечание к строфе 38).

Обе дочери Юй'я – Ю и Юй, из фамилии императора Юй, стали женами Шао Кана.

63

Бедны доводами и ненаходчивы сваты,

Ни один из них расхвалить меня не сумел...

Беспорядочный мир, завидующий достойным,

К преимуществам слеп, но видит каждый пробел!

64

Терема далеко от входов и неприступны.

Даже мудрый об этом не думает государь.

Пусть же чувства мои затаятся в моем молчаньи,

Пусть останусь опять непонятым, как и встарь!

65

Но гадальной траве и бамбуковым щепкам

Предскажи мне, Лин-фэнь, кудесник, грядущий день!

"Сочетаться должна одна красота с другою,

Но в любви постоянства нет", — ответил Лин-фэнь.

Лин-фэнь – по-видимому, гадальщик вообще.

66

"В девяти областях обширных, - молвил гадальщик, -

Разве только здесь ты будешь счастлив, любя?

Так иди же по всем отдаленным странам:

Ищущий красоту уцепится за тебя!

67

В мире нет уголка без трав душистых,

Для чего горевать о доме былом?» -

В темном мире, увы, глаза для света незрячи:

Кто рассмотрит во мне добро в смешеньи со злом?

68

Люди все в любви и ненависти несходны,

Но терпимости нет у этих грубых людей,

И они, набив желудки полынью,

Не прощают моих подвесок и орхидей.

69

Не умея ценить неизвестные им растенья,

Разве могут они полюбить редчайший нефрит? 

Чей кошель наполнен всяким навозом,

Верно, скажет, что шэньский перец - смердит.

70

Я смирюсь перед вещим словом Лин-фэня,

Но с лисиц осмотрительных тоже пример возьму:

Сянь, колдун, говорят, ввечеру сюда приходит, -

Я душистый жертвенный рис поднесу ему!

Сянь – известный шаман.

71

...Сколько духов! Как ширма, они заслонили небо!

Дух Горы Девяти Сомнений встречает их.

В ослепительное пространство вздымаясь,

Возвышают они движенье судеб моих.

Гора Девяти Сомнений – место погребения Шуня.

72

Молвил Сянь: - "Восходи и опять снижайся,

И линейку с циркулем примири.

Тан и Юй - прославленные государи,

Но нуждались в помощниках даже эти цари!

73

Если чувство твое нежно и нелицемерно,

Обойдешься без свата — иди и действуй один! 

Выл когда-то Юэ, простой строитель в Фу-яне,

Но ему поручил свои постройки У-дин.

Юэ – прославленный строитель. Император У-дин увидел его в вещем сне и вызвал к себе.

74

Был когда-то Люй-ван с ножом искусен, -

С первой встречи Чжоу-вэнь его обласкал. 

Пел Нин-ци простые песни народа,

И Ци-хуан захотел, чтоб он ему помогал.

Люй-ван – мясник, которого Чжоу-вэнь встретил во время охоты.

Нин-ци – бродячий певец, пел песни Яо и Шуня, за что Хуан, герцог Ци, приблизил его к себе.

75

Посмотри: по годам ты еще не в блеске расцвета,

Значит, и половины дороги не сделал ты.

А потом - когда-то еще! - споет пересмешник,

Перестанут пахнуть и травы, и цветы.

76

Как прекрасны подвески и эти мои кораллы! 

Но и их своей густотой затемнит толпа

И сломает их, безжалостна, лицемерна,

Безрассудна, зла, завистлива и слепа.

77

В ошалелом мире - смятенье и перемены,

И зачем я в нем еще остаюсь, живой? 

Несравненные "лань" и "ци" утратили запах,

Одичав, орхидеи стали сорной травой!

"Лань" и "ци" – пахучие растения.

78

Там, где раньше росли душистые травы,

Разрослись теперь полынь, бурьян, лебеда,

Но для этого есть, конечно, одна причина:

Отодвинут достойный - за это идет беда.

79

Полагался я слишком, вижу, на орхидеи:

Благородство снаружи, а спесь внутри у них. 

Как другие, они красоту охотно задушат,

Чтоб покорно и скучно пахнуть среди других.

80

Перец, в лести искусный, сразу наглеет,

И в почете полынь у теремов и палат. 

Много, много они боролись за доступ,

Но какой они с собой несут аромат?

81

Kак поток, проносится время, меняя нравы:

Сохранить неизменность и сильные не смогли! 

Огрубели и сладкий перец, и орхидея,

Одичали и выродились "цзе-цзюй" и "цзян-ли".

"Цзян-ли" – пахучая трава из семейства зонтичных.<

82

Драгоценны, знаю, только мои подвески...

Красоту разбей - и будешь вновь при дворе:

Аромат и потом не разойдется, как пена, -

Он останется здесь напоминать о добре.

83

Этот внутренний лад - источник моей отрады,

А невесту в скитаньях я себе отыщу.

Красота и юность - заманчивое богатство:

С этой ношей моей широкий мир посещу.

84

Мне Лин-фэнь предсказал, что буду очень удачлив:

Выбрав день счастливый, отправлюсь вниз.

Ветви дерева "цюн" сойдут за сушеное мясо,

Заменю растворенным нефритом жертвенный рис.

85

Колесницу мою не наскучит влачить дракону,

Не наскучит дорога нефритовому слону!

Несогласным сердцам невозможно соединиться:

За свободой моей улечу в чужую страну.

86

Я велю повернуть к баснословным горам Куньлуня:

Бесконечна дорога, и скалы ее теснят.

Тучи мрачны, но сколько пестрых радуг нарядных! 

И щебечут мои колокольчики и звенят...

87

Поутру отъезжаем от переправы небесной,

Ввечеру на далекий запад успеть хочу.

А на крыльях у фениксов столько флажков затейных! 

И летят они дружно, и с ними я долечу.

88

Вдруг дорога моя потерялась в песках зыбучих.

Что же? Пусть ведет нас дальше Красный поток,

А чешуйчатый пусть дракон мостом обернется,

Хоть и нас Си Хуан переправить тоже бы мог!

Красный поток – вытекает с гор Куньлунь и находится в теперешней Монголии.

Си Хуан – дух осени.

89

Тяжела и длинна утомительная дорога,

Колесницу гоним наверх с замираньем сердец. 

Поровнявшись с Пучжоу, сворачиваем налево:

Там, у моря, на западе всем блужданьям конец!

Пучжоу – находится к северо-западу от гор Куньлунь.

90

Дальше, дальше! Чеки моих колес — из нефрита. 

Как флажки, облака, и бег не знает границ. 

Правлю сам я своей колесницей восьми драконов,

А за мною несется тысяча колесниц.

...несется тысяча колесниц – выезд императора составлял десять тысяч колесниц. Выезд владетельного князя - тысячу.

91

Удержу свой пыл и спешить никуда не буду -

Пусть мой дух парит всё выше и всё вольней! -

И за песнями Яо, за чинной музыкой Шуня

И веселью отдам последние несколько дней!

92

В устрашающем блеске неба всё выше, выше!

На мгновенье внизу замаячил мой старый дом.

Я взгрустнул, как о доме соскучившийся возница,

Чей упрямится конь и шагает дальше с трудом.

93

Ухожу.

А страна остается без человека.

Я не признан никем,

Но зачем-то люблю я свою страну.

Ею править никто не достоин вместе со мною.

Как Пэн Сянь, и я в быстрине речной утону.

 

Перевод закончен

3 ноября 196S года.