В мире подлунном Бо-юном звали отца,

Сын неба, Чжуань²,- мой предок веленьем творца.

В день неба седьмой³ я рожденьем приветствовал свет, -Счастливее даты во всех исчислениях нет.

 

Покойный родитель - высокой души человек,

Счастливое имя Чжэн-цзэ⁴ мне тогда подарил,

Чтоб принципов правдой светился назначенный век:

От зорьки рожденья до блика последней зари.

 

И вскоре то счастье удвоил я внешней красой:

Мне шпажник цветущий, унизанный крупной росой,

Плащом стал блистающим, а из цветов орхидей

Сплел пояс чудесный для талии тонкой своей.

 

О, как торопился я жить! Наслаждался, любил, -

Дни юности нашей - над водами легкий туман.

Цветущих магнолий волшебные запахи пил,

Бродил по болотам, сбирая бессмертный сумах⁵.

 

Стремительно в небе светила в безбрежность текут,

Проходит весна, и лето, и осень - вновь ткут

Метели шелка, чтобы землю укрыть до весны,

И князя-красавца⁶ давно уже дни сочтены.

 

Ты возмужал, утопая в пороках земных, -

О, почему ты не хочешь занятий иных?

Что ж, прикажи оседлать для меня скакуна, -

Хочу навестить я ушедшие в мрак времена.

 

Видишь? Вот Юй, вот Чэн Тан и Вэнь ван⁷, погляди, -

Их окружали когда-то умов и сердец цветники,

Там перец душистый с корицею мог ты найти,

А не одни лишь нежнейших оттенков цветки.

 

Смысл здравый явлений мудрые вносят в свой дом, -

В том доблести Шуня и Яо⁸ величие в том,

А Чжоу и Цзэ⁹, словно скот неразумный паслись,

Вот потому и от бедствий они не спаслись.

 

Вельможи отдались веселью и жизнь прожигают свою,

Во мраке их путь и не ведают бездны они...

О, нет, не над собственной болью я скорбь изолью:

Предвижу династии милой последние дни.

 

Пусть сердце устало в раденьях о благах земли,

Дорогою праведной шел я сквозь тысячи ли,

Но ты, о, всесильный, не внял моей яркой мечте

И гнев свой обрушил, поверивши злой клевете.

 

Я твердо уверен: все беды - в моей прямоте, -

Ты б с той разлучился, которую страстно любил?

В свидетели небо зову я на грешной земле,

Что лишь ради князя скорблю от напрасных обид.

Ну что ж , ты со мною всегда соглашался сперва,

Но нить отношений злой рок так легко перервал.

С тобой, мой властитель, могу я расстаться, ну что ж. –

Твоя переменчивость - в сердце безжалостный нож.

 

Что может сравниться с нетленностью правых идей?

Поляны весенние в благоуханье травы и цветов.

Я тысячи му¹⁰ покрываю душистой зарей орхидей,

И шпажник с духеном¹¹ со скал загляделись в поток.

 

О, как я желал их могучий расцвет увидать,

Но время приспело и мне и цветам увядать.

Пускай я завяну, пройдет и тоска и печаль, -

Жаль друга в бурьянах и дружбы оставленной жаль.

 

Стяжательства полны, друг друга готовы сожрать,

И в помыслах мелких так все ненасытны кругом.

Себе все прощают, лишь только б других покарать,

И в зависти черной своих забывают богов.

 

И все, как безумные, к власти стремятся они,

От испепеляющей страсти я сердце свое сохранил, -

Ведь старость подходит, хоть был я когда-то могуч,

А чем в этом мире себя я прославить могу?

 

Пусть жажду мою утоляет магнолий роса

И пищей послужит упавший с цветка лепесток, -

Я только потуже свой пояс цветной завязал.

Нет, твердости сердца не поколеблет ничто!

 

Себе я забвенье в природе родной нахожу:

Сплетеньем кореньев упавший я плющ подвяжу,

Деревьям коричневым стан выпрямляю в лесу,

В пучках ароматных я травы в обитель несу.

 

Велению мудрых всегда неотступно внимал,

Не жаждая славы, не ведая слова похвал.

Безжалостно время, наш век беспричинно жесток, -

И я, как Пэн Сянь¹², готов погрузиться в поток.

 

Как тяжко дышать мне, я слезы скрываю свои.

О бедный народ мой, о горестях наших скорблю!

Тобою я жил, согревался дыханьем твоим.

Но ночь истребила дневную отраду мою.

 

Венок мой из шпажника грубо разорван судьбой.

Цветут орхидеи, - из них я сплетаю другой,

Чтоб к вам подойти в аромате осенних цветов,

За вас девять раз умереть я с улыбкой готов.

 

Тебя ж порицаю, властитель, за дикий твой .нрав, -

Ты каменным сердцем народа души не постиг.

Придворной интриги и лжи беззастенчивой раб,

Ты светлым надеждам и правым законам не льсти.

 

Бездарные всюду отличны коварством своим,

Их души черны, как деяния черные их.

Путями окольными бродят в потемках они.

Увертливость, - вот что их в жизни суровой хранит.

 

Печаль и досада - удел моей бедной души,

Один я несу все невзгоды отравленных дней.

Уж лучше погибнуть, чем славу свою пережить,

Уж лучше исчезнуть, чем с участью сжиться моей.

 

Известно, что соколу нужен простор голубой, -

Чтоб не было тесно, он стаю не водит с собой.

И с кругом квадрат совместить не пытайся порой, -

Так в мире подлунном враждуют пути меж собой.

 

Привык я стремленья и чувства свои подавлять

Чтоб грязь оскорблений не липла к одежде моей, -

О, как тяжело мне, как горестно мне оставлять,

Сражаясь за правду, мир солнцем пронизанных дней.

 

Я каюсь, хоть поздно, что путь свой не предугадал, -

А что если мне возвратиться в былые года?

Свою колесницу не время ль назад повернуть,

Пока заблужденья не вторглись в разверстую грудь?

 

Среди орхидей пускай погуляет мой конь,

Пускай отдохнет он на перечном влажном холме.

Вдали от коварства мне будет дышаться легко,

Я в прежних одеждах смотрел бы на лики комет.

 

Чилиллом¹³ и лотосом стану себя украшать,

О, только бы верой моя зацветала душа!

Под чудным покровом душистых цветов водяных

Я скроюсь от козней,- сердца не для мук созданы.

 

Высокая шапка главу увенчает мою.

Свой пояс нарядный огнем орхидей удлиню,

И блеск с ароматом в волшебном настое солью,

Нетленными совесть и честь я в себе сохраню.

 

Лежат предо мною пространства в четыре конца, -

Всех стран и народов хотел бы увидеть сердца.

Пока сохраняется свежесть ночная венка

И льет благовонье венок мой росистый пока.

 

У каждого радость своя в этом мире большом:

Я с самого детства к нарядам красивым привык,

И если умру я - умру с неизменной душой

В объятиях лотоса и благовонной травы.

 

Нюй-сюй золотая, сестричка родная моя,

Меня упрекала, упрек ее - трель соловья:

"Был Гунь¹⁴ прямодушен, неправды не мог он терпеть,

И прах его носится в ветре юйшаньских степей.

 

И ты прям чрезмерно, твой свежестью блещет наряд,

Тебя нет изысканней в нашем краю никого;

В бурьянах весь двор и колючки стеною стоят,

Они не цепляются лишь за тебя одного.

 

Ответь мне, как людям о самом заветном сказать,

Поведать о чувствах, чтоб душу к душе привязать?

Друг с другом общаясь, мы дружбу привыкли ценить, -

Ужель ты не можешь поступков своих объяснить?"

 

"Сестричка Нюй-сюй,- по стопам мудрецов я шагал,

Но участь печальная вечно ходила за мной...

Чрез Сян¹⁵ переправясь, я к югу пойду между скал

Сказать Чу-хуа¹⁶ о страданиях жизни земной:

 

Правление Ци песнопеньем прославить я рад.

Правитель Ся Кан погружался в ужасный разврат,

Не думал развратник, что бог покарает его,

И братьями был он близ дома убит своего.

 

Охоты любитель, беспутным прослыл Хоу И,

Лисиц приусадебных всех истребил до одной.

Сановник Хань Чжо отправил злодея с земли

И властью его завладел и красивой женой.

 

Жестокий Го Цзяо насилием страшен своим.

О, сколько несчастных безвинно погублено им!

Распутством бескрайним насильник по горло был сыт,

Но труп обезглавленный рвали голодные псы.

 

Ся Цзе¹⁷ не блистал чистотою одежд и души,

Но час наступает - и небо казнит наглеца.

Всех честных сановников жизни лишил Хоу Синь¹⁸,

Век иньских тиранов недолог по воле творца.

 

Суровым, но честным был Юй, справедливости полн,

И Чжоу¹⁹-правитель дорогою праведной шел.

Был разум в почете, и вера в добро расцвела, -

Народ благодарный династия к счастью вела.

 

О, небо, в могуществе ты бескорыстно своем!

И честным сердцам помогаешь исполнить мечты.

Чтоб дух просветленный, науку постигший трудом,

Всю землю украсил, как сад украшают плоды.

 

Я прошлое вижу, грядущее все предо мной,

Народные чаянья мне разгадать суждено.

О, можно ль без чести отчизне родной послужить

И этим служеньем людскую любовь заслужить?

 

Пусть смерть угрожает - раскаянья в помыслах нет!

Я мир справедливости в сердце нетленным ношу, -

Ценой дорогою платить предназначено мне

За ту прямоту, чем сегодня живу и дышу.

 

Унынье и горесть теснят мою грудь все сильней,

Скорблю, что живу я в постыдном убожестве дней.

Чтоб скрыть свои слезы, цветы прижимаю к глазам,

Но скорби глубокой бежит за слезою слеза.

 

Я чувства свои изливаю, колени склонив,

Вновь в сердце приходит утраченный в скорби покой.

Дракона в упряжку - покину постыдные дни.

На фениксе взмою над грешной землей высоко.

 

Оставив Цану²⁰ при сияньи восточной зари,

В Сяньпу²¹ прилетел я - над западом солнце парит.

У камней священных легко над прошедшим вздыхать,

Но солнце уходит в пещеру свою отдыхать.

 

Велел я Си-хэ²², чтоб замедлил он солнечный бег.

Лежит предо мною скитаний простор голубой, -

Лечу я и вижу теченье спокойное рек,

Долины меж гор и сплетенье дорог под собой.

 

В Сяньчи²³ я дракона - коня своего - напоил,

На ветке фусана²⁴ поводья узлом закрепил,

Листвою волшебной я солнце надежно прикрыл

И средь облаков с окрыленной душою бродил.

 

Веленьем Ваншу, возницы жемчужной луны,

Фэй-лянь²⁵ быстрокрылый за мной неотступно скакал,

Мне Луаньхуан на небе служил вестовым,

Но грозный Лэй-ши²⁶ к священным дверям не пускал.

 

Увы! Не приемлет скитальца священный покой.

И вновь я на фениксе мчусь среди стад облаков,

Ни ночью, ни днем я не знаю покоя себе –

Сквозь бури и ветры мы мчимся навстречу судьбе.

 

А тучи сходились, чтоб вновь разойтись в тот же миг,

В мерцающем блеске, в могучем потоке ветров

К небесным вратам я в горячей молитве приник,

Но страж не открыл их,- надменен был взгляд и суров.

 

Вдруг тьма опустилась, как будто затменье пришло.

О, глупое сердце! Зачем меня к небу влекло?

Ка к грязен весь мир, неразборчив, завистлив и слеп,

Погрязший во лжи, заблудившийся в тягостной мгле.

 

Я утром проеду по берегу Белой реки²⁷,

На скалах Ланьфыня²⁸ дам отдых короткий коню.

Припомнив былое, я плачу от острой тоски:

И в небе самом своей честности не сохраню.

 

Сорвав у Чуньгуна²⁹ священную ветвь для венка,

Спускаюсь на землю, - устал я блуждать в облаках,

Бессмертный цветок подарю я любимой своей,

Пока он сияет росою небесных огней.

 

Но прежде Фын-луну³⁰ найти мне Ми Фэй³¹ приказал.

Пред ним я в поклоне снимаю росистый венок...

Ночами мне снилась прекрасных очей бирюза

Волшебной Ми Фэй, - и я у божественных ног.

 

Она колебалась сначала как будто, но вот

С лукавой улыбкой отказ беспощадный дает.

Под западным солнцем красавица ходит в Цюнши³²,

В Вейпани умыться к восходу она поспешит.

 

Ми Фэй горделиво красу сохраняет свою,

Средь шумных забав наслаждается жизнью она.

С порочной красою у бездны стоит на краю, -

Так прочь ее, прочь же! Другая душе суждена.

 

Вокруг поглядел я, - раскинут весь свет предо мной,

С небес я спускаюсь к обители нашей земной,

И там на горе, средь дворцовых цветущих террас,

Цзянь Ди³³ я увидел, и день на мгновенье угас.

 

Быть сватом моим я выпи тогда повелел,

Но выпь мне сказала: "Твое сватовство не к добру".

Воркующей горлицы я не любил на земле, -

Ее воркованье, как дрязги ворчащих старух.

 

Сходить самому бы и нежной руки попросить, -

Но нет, не могу я, в сомненьях склоняюсь без сил:

Подарок свой феникс давно уже ей преподнес³⁴,

Ди-ку ее сердце в любовном объятье унес.

 

Ушел бы отсюда, но где вновь обитель искать?

На странствия вечные я осужден ни за что.

В дни странствий и бед свое счастье обрел Шао Кан³⁵, -

Две юйские девы³⁶ росли для него меж цветов.

 

Но, видно, слаб сват мой и дурою сваха была, -

И снова дорога меня с неудачей свела,

И снова средь грязи стою я на скользком пути,

Где честному сердцу назначено роком идти.

 

К царским чертогам дорога длинна и узка,

Мудрый властитель витает в предутреннем сне.

Мне нечего больше под небом холодным искать,

В измученном сердце нет места прощению, нет!

 

Цзюмао³⁷ собрал я, бамбука резную листву, -

На них погадаю, зачем я на свете живу?

Цветы оглядев, мне сказала вещунья Лин Фэнь³⁸:

"Ее ты отыщешь - и солнцем украсится день.

 

Коль в царственном Чу ты красавицы не отыскал,

Все девять владений³⁹ тебе суждено обойти.

Сомненья гони, чтобы сердце не грызла тоска, -

Кто ищет красу - повстречает ее на пути.

 

Где нет в Поднебесной благоухающих трав?

Родимые рощи для поисков долгих оставь, -

Хоть жа ль покидать их, но сердце пускай замолчит,

Иль тяжесть разлуки сияние дня омрачит.

 

Любовь и презренье различны у разных людей:

Лишь низкий старается к небу себя вознести,

Но он не владеет багряным цветком орхидей⁴⁰,

В саду каменистом бурьян и колючки растит.

 

Всей прелести яшмы таким никогда не понять,

Мир трав ароматных не могут они обонять.

В постелях неубранных мусор с пометом лежит, -

И смеют сказать они: перец совсем не душист".

 

Словами вещуньи душа взволновалась моя,

Но вновь нерешительность сердце больное томит.

У-сянь⁴¹ подожду я, она при вечерних огнях

Приходит на землю. Вот рис мой и перец⁴²,- возьми.

 

Духам незримым, в мир бренный летящим, идут

Горные девы навстречу в небесном саду.

Яркие блики стекают с волшебных одежд.

Я в радужном мире своих неустанных надежд.

 

У-сянь мне сказала: "Подобных себе обрети,

С верой единою в помыслы правой души.

Тан с Юем суровы - друзей постарались найти,

С мудрыми жили в благословенной тиши.

 

Будь только верен душевной своей чистоте,

Не изменяй никогда неподкупной своей прямоте.

Долго в изгнании был Фу Юэ⁴³, но за то

После умом его светлым держался престол.

 

Сподвижник Вэнь-вана, опора его на войне,

В забавных сраженьях Люй-ван⁴⁴ был замечен царем,

А песен создатель, что стадо водил по стране,

Придворного саном за песни свои одарен.

 

Спеши, пока век твой в мир мрака еще не ушел,

Вперед отправляйся, хоть путь каменистый тяжел.

Боюсь я, что крик пеликана в осенней тиши

Все травы земные благоуханья лишит.

 

В убранстве нефритовом⁴⁵ ты бесподобно красив,

Но только невежде твоей не понять красоты, -

Брюзжа постоянно, завистливым глазом косит

На яркий наряд твой, убежище светлой мечты".

 

Но в беге безудержном бешено время летит, -

Сумею ли я удержаться на скользком пути?

Завяли цветы, "орхидеей" ⁴⁶ не пахнет давно.

Пырей или шпажник,- для сердца не все ли равно,

 

Когда ароматные травы промчавшихся дней

Горечь полыни несут на увядших стеблях?

Душам презренным настой ее горький милей.

Чем благовонье живое на вешних полях.

 

Опорой престола я зря "орхидею" назвал,

Ее пустоты и никчемности не прозревал,

Утративши прелесть, давно опростилась она, -

На почве бесплодной взойдут ли ее семена?

 

Наглей и всех льстивей был "перец" ⁴⁷ нахальный и злой,

Не ароматом цветов, а зловоньем от "перца" несло, -

Так грязные сделки с предательством пахнут одни,

Тленья смрадом прониклись их черные дни.

 

Вод быстрых теченью подобны обычаи все:

Со сменой событий они изменяют свой лик.

Я "орхидеей" был предан и "перцем", и что ж

Сказать мне о травах теперь: о цзече и цзянли?

 

Мне дорог венок мой, бессмертия пламенный круг,

Хотя все прекрасное зависть отвергла вокруг.

Его аромат не подвластен презренной руке –

Нетленным, как вечность, хранится в росистом цветке.

 

Движимый чувством мира и радостных дней,

Ищу я подругу, во всей Поднебесной ищу.

Вместе с подругой покажется счастье полней, -

В саду для нее орхидеи и лотос ращу.

 

В то счастье я верю - его предсказала Лин Фэнь,

Назначила встречу с любимой в безоблачный день.

Бессмертия ветвь вместо риса вещунья дала,

И яствам в замену священный нефрит истолкла

 

Смирила дракона крылатого смелой рукой.

Моя колесница цветами и яшмой горит,

В далекой чужбине найду я душевный покой,

И солнце чужое потемки мои озарит.

 

К горам Куэньлуня возносится круто тропа,

К стопам моим пыльным весь мир недостойный припал

Я облаком-стягом укрою светила лучи,

Где сказочной птицы волшебная песня звучит.

 

На раннем рассвете покинул я звездный Тяньцзинь,

В западном свете в далекий Сицзи прилетел.

Феникс послушный в лазури безбрежной скользит

Со знаменем в клюве, - и шелк бесподобно блестит.

 

Приблизились вдруг колесницы к зыбучим пескам,

Красной водою нам путь преграждает река,

Мостом через реку дракону я лечь приказал, -

И вот я со свитой стою возле Западных скал.

 

Мой путь не окончен: он труден еще и далек, -

От мрачных ущелий Бучжоу налево пролег.

Разведав все тропы, ждать свите своей повелел...

Быть в Западном море - горячих желаний предел.

 

Гремят колесницы, сверкает священный нефрит,

В летучей упряжке по восемь горячих коней,

Над каждой из тысячи шелк, словно солнце, горит,

И в знамени каждом - сиянье небесных огней.

 

Я скачку замедлил, чтоб чувства свои удержать,

Но ввысь в нетерпеньи моя устремилась душа.

Священные песни, все девять⁴⁸, спою я подряд, -

Пусть радостной вестью в лазури они зазвенят.

 

Но вот я приблизился к вечному свету небес,

И родину милую вижу внизу под собой.

Конь замер на месте... возница грустит о земле,

И взоров моих уж не радует свод голубой.

 

Э п и л о г

- Все кончено, все! - восклицаю в смятении я, -

Чистейшие чувства отвергли родные края.

Зачем же безмерно скорблю и печалюсь о них?

Высокие думы зачем так ревниво хранил?

От вас ухожу я навеки в обитель Пэн Сянь.

Примечания

¹ Эта поэма написана Цюй Юанем, когда он был отрешен от должности при дворе и сослан на юг Китая.

Мы оставляем китайское название произведения в силу его исключительной популярности в Китае, его превращения в символ патриотизма.

²Чжуань, или Чжуань-сюй (2513-2435 гг. до н. э.), - легендарный китайский император, считающийся основателем царского рода Чу, к которому принадлежал и сам Цюй Юань.

³Седьмой день первого месяца - считался самым счастливым днем для рождения.

⁴Чжен-цзэ - дословно означает "истинные принципы", что как бы обусловливает жизненный путь, предначертанный человеку.

⁵Сумах - болотное растение, не увядающее зимой. В древнем Китае его приносили в жертву луне.

⁶Князь-красавиц - Хуай-вань, царь государства Чу, родины поэта.

⁷Юй - легендарный китайский император, правивший в 2205-2197 гг. до н. э., основатель династии Ся (2205-1783 гг. до н. э.);

Чэн Тан (1783- 1753) - основатель династии Инь (1783-1134 гг.), сверг последнего правителя династии Ся Цзэ-вана.

Вэнь-ван - отец У-вана, основателя династии Чжоу (1122-246 гг. до н. э.), который считался примером добродетели.

⁸Шунь, Яо - легендарные императоры древности, по преданию, правившие в XXIV-X XIII вв. до н. э. Время правления Яо и Шуня конфуцианцы представляли как "золотой век" китайской истории.

⁹Цзе, или Цзе-ван,- последний правитель династии Ся, бесчинствами и жестокостью восстановивший против себя народ и владетельных князей. В 1784 г. до н. э. Чэн Тан возглавил восстание и сверг Цзе с престола.

Чжоу , или Чжоу-ван,- последний правитель Иньской династии (1154-1122 гг. до и. э.).

Он был очень жесток. Против него поднял восстание У-ван. В битве при Муе, потерпев поражение, Чжоу-ван покончил с собой, бросившись в огонь.

¹⁰Му - мера площади, равная 1/16 гектара.

¹¹Духен - душистое растение, цветущее весной; встречается в тенистых местах среди скал

¹²Пэн Сянь - мудрый сановник одного из правителей династии Инь. По преданию, когда правитель отверг советы Пэн Сяня, тот в знак протеста утопился в реке.

¹³Чилилл - сорт водяного каштана

¹⁴Гунь - имя отца легендарного императора Юйя

¹⁵Сян - название реки в провинции Хуань.

¹⁶Ся Кан, Хоу И, Хань Чжо, Го Цзяо - имена древних правителей, известных своей тиранией и распутством, правивших отдельными княжествами в XX в. до н. э.

¹⁷Ся Цзе – последний государь династии Цзе, свергнутый Таном (Чэн-таном). Своими жестокостями и необузданным разгулом вызвал ненависть народа. По преданию, тиран Цзе сказал: "Я имею вселенную,подобно тому как небо имеет солнце; погибнет солнце – и я погибну. Что на небе солнце, то я во вселенной".

¹⁸Хоу Синь, или иньский Хоу-ван – последний правитель династии Инь.

¹⁹Чжоу – династия Чжоу (1122-246 гг. до н.э.)

²⁰Цану - место, где, по преданию, погребен легендарный император Шунь.

²¹Сяньпу - одна из вершин в горах Куэньлунь.

²²Си-хэ - возница солнца, по китайской мифологии.

²³Сяньчи - озеро, в котором по утрам умывается солнце.

²⁴Фусан - сказочное дерево, за которое прячется солнце.

²⁵Фэй-лянь - бог ветра.

²⁶Лэй-ши - бог грома

²⁷Белая река (Байхе) берет начало в горах Куэньлунь. Есть поверье, что вода этой реки дает человеку бессмертие.

²⁸Ланьфынь - вершина в горной цепи Куэньлунь, являющаяся, по преданиям, местопребыванием богов.

²⁹Чуньгун - Дворец весны.

³⁰Фын-лун - бог грома и облаков.

³¹Ми Фэй - дочь легендарного императора Фу-си. По преданию, утопилась в реке Лошуй и стала духом этой реки.

³²Цюнши - местность на территории нынешней провинции Хэнань.

³³Цзянь Ди - имя девы, ставшей женой легендарного императора Ди-ку (2435-2365 гг. до н. э.).

³⁴Подарок свой феникс давно уже ей преподнес - По преданию, когда Цзянь Ди купалась в реке, над ней пролетела птица феникс и уронила яйцо. Девушка подобрала его и спрятала на груди: из него родился Ци, предок основателя Иньской династии Чэн Тана.

³⁵Шао Кан (2079-2058 гг. до н. э.) - восстановил власть династии Ся, захваченную Хань Чжао.

³⁶Две юйские девы - Две жены Шао Кана из семьи Яо.

³⁷Цзюмао - красный цветок.

³⁸Лин Фэнь - знаменитая прорицательница в древнем Китае.

³⁹ Китай в древности был разделен на девять провинций.

⁴⁰Орхидея - символ красоты.

⁴¹У-сянь - имя мифической шаманки и прорицательницы.

⁴² Среди других приношений в древности китайцы, заклиная духов, приносили им в жертву рис и перец.

⁴³Фу Юэ - мудрый сановник иньского правителя У Дина. После долгих лет изгнаний получил пост министра.

⁴⁴Люй-ван - один из сподвижников чжоуского Вэнь-вана.

⁴⁵ В убранстве нефритовом…- В старину китайцы носили украшения из нефрита, которые свидетельство* вали о знатности их владельца.

⁴⁶"Орхидея" по-китайски - "лань"; отсюда слова поэта об орхидее; сына чуского царя Хуан-вана звали Цзы-лань.

⁴⁷"Перец" нахальный и злой… - Один из чуских министров, по прозвищу "перец", изменил Цюй Юаню и перешел в стан его врагов.

⁴⁸Священные песни, все девять… - Имеются в виду девять ритуальных гимнов Цюй Юаня.