Я с гостем ночью выехал до берега речного,

Где осень в кленах плачется, звенит меж камышей.

Сошел хозяин с лошади, гость в лодке медлит снова,

Но пить вино без музыки - не вдвое ли грустней?

 

Вино ли нас обрадует в печальный час разлуки?

Луна вот-вот утопится в безбрежности речной.

Вдруг, мандолины жалобной вдали заслыша звуки,

Гость позабыл о странствии, я - о пути домой.

 

Откуда эта музыка? - в пространство мы кричали,

Но замолкала музыка, не смела отвечать...

Мы выплыли на поиски, мы громко обещали

Вино поставить доброе и снова пировать.

 

Кричали мы настойчиво, и женщина пред нами

Предстала, мандолиною лицо полузакрыв,

И, плектром струны пробуя, легчайшими перстами

Едва-едва наметила задумчивый мотив.

 

О жизни неудавшейся звучали нам рассказом

И каждая струна у ней, и каждый переход.

Нахмурилась, потупилась - и всё хотела разом

Всю боль из сердца выплеснуть, что там давно живет.

 

Вот, мандолину с нежностью погладив, повернула,

И "Платье Пестрой Радуги" взлетело на простор:

В большой струне послышался бег дождевого гула,

А в малой - нескончаемый любовный разговор.

 

И гулом, и беседою та музыка звучала,

И сыпались жемчужины на яшмовый поднос,

А после - словно иволга среди цветов кричала

Или ручей взволнованный стремился под откос.

 

Вода в ручье холодная, и струны застывают,

И в паузе безмолвствует застывшая струна.

Тоска и к жизни ненависть так тяжелы бывают,

Что нам понятней музыки вещает тишина.

 

Вдруг - словно оземь грянули серебряною вазой

Или у конных латников зазвякали мечи,

И тотчас песня кончилась четырехструнной фразой,

Как будто бы на жалобе разорванной парчи.

 

И паруса на западе, и лодки на востоке

Молчали, и осенняя была луна бела,

Когда потом рассказывать про жизни путь жестокий,

Оправив платье, женщина печально начала.

 

- "Сюда пришла я издали: в местечке Сямолине,

Близ города столичного, моя семья жила.

В тринадцать лет постигла я игру на мандолине

И первой куртизанкою я скоро прослыла.

 

О, я была красавицей - бесились ученицы,

Учитель восхвалял меня, гордясь моей игрой,

Когда за эти песенки мне юноши столицы

Несли кусками красные шелка наперебой.

 

Серебряные гребни я без жалости ломала,

Пятнала платья тонкие изысканным вином.

Так год прошел, и год еще, и так прошло не мало

Осенних лун, весенних бурь в бездействии пустом.

 

В солдаты младший брат идет, а тетка умирает;

Как дни, как ночи краткие, ушла краса лица.

Всё реже кони пышные к воротам подъезжают,

И вышла замуж, старая, я просто за купца.

 

Купцу важны лишь прибыли, к разлукам он приучен:

Уж месяц, как уехал он, чтоб закупить чаи.

А женщине безлюдный порт невыносимо скучен:

Луна, и отраженные чужие корабли!" -

 

Глубокой ночью женщина себе приснилась юной

И безутешно плакала у крашеных перил.

Я, мандолину слушая, вздыхал, как эти струны,

А внемля скорбной повести, и вовсе загрустил.

 

Две жертвы одинокие печальных приключений,

Мы на мгновенье встретились - зачем и почему?

Уж год живу изгнанником я в жалком Циньянчэне,

Больной от одиночества, ненужный никому.

 

Циньян - местечко бедное, и вот уж больше года

Я здесь живу без музыки, и грусть меня томит.

Мой дом стоит во впадине, где влажно, и у входа

Камыш растет, и дикая трава вокруг шумит.

 

Что слышу я до вечера от самого рассвета?

Кукушки вскрики резкие, да стоны обезьян.

Луна ли сердце радует, цветы ль весны и лета,

Я должен в одиночестве свой осушать стакан.

 

Здесь есть и песни горные, и сельские свирели,

Но к визгу и пиликанью я безучастно-глух.

Лишь вашей мандолиною сегодня вы сумели,

Как добрая волшебница, мой осчастливить слух.

 

Не уходите, сядьте же! и мне сыграйте снова,

И "Песню Мандолины" я придумаю для вас!

Она была растрогана приветливостью слова,

Волнующая музыка вторично раздалась.

 

Вновь зазвучала музыка, печальная до боли, -

Обоих нас растрогала чудесная игра.

Мы слушали и плакали. Я плакал о неволе:

Вся грудь рубашки шелковой от слез была мокра.

Примечания

 

В "Сборнике трехсот Танских стихотворений" тексту "Песни мандолины" предшествует введение, вероятно, авторское:

 

"В 12-ом году эры Юаньхэ я был переведен на низшую должность младшего префекта в Цзюцзянское графство. Осенью следующего года я провожал одного гостя до Пэньпукоу. Услышал, что среди ночи кто-то играет на мандолине. Прислушался к звуку бряцания: это был столичный тембр! Оказалась куртизанка из Чананя. Училась играть на мандолине у двух великих мастеров - Му и Цао. Возрастом была уже пожилая, красотой увяла. Стала женой купца. Вернулись и приказали вина, чтобы охотнее сыграла несколько песен. Кончила песни. Жалобно рассказала о себе. Смолоду любила радость. Теперь стала безучастна ко всему. Много скиталась с места на место. Два года, с тех пор, как я был переведен сюда, я прожил спокойно и мирно. Слова женщины меня растрогали. В этот вечер я почувствовал горечь изгнания. Поэтому написал большое стихотворение и преподнес ей. В нем шестьсот двенадцать иероглифов. Я назвал его "Песней Мандолины".

 

Мандолина - китайский музыкальный инструмент, о котором идет речь, называется "пи-па": "грушевидная... в роде четырехструнной гитары" (Третьяков: "Дэн Ши-хуа", Москва, 193 3, стр. 135).

 

Пэньпу -к западу от города Цзюцзян.

 

Циньян - в 15-ти "ли" западнее города.

 

Сямолин - в шести "ли" южнее уездного города Ваньнянь.

 

Юаньхэ - годы правления императора Сяньцзуна.

 

Му -лицо невыясненное.

 

Цао -известный музыкант Цао Ган, живший при императоре Дэцзуне.