Лао-цзы, современник Конфуция, только старше его летами, родился в низком состоянии. Служил у одного удельного князя небольшим чиновником. Находясь в сем состоянии, он имел случай видеть всю суету жизни человеческой и развращение нравов своих соотечественников. Будучи одарен наблюдательным умом, он следил за ходом дел человеческих, вникал в их причины, взвешивал их достоинство, усматривал их следствия и выводил свои заключения. Постигая причины нравственного зла, он в основание своего учения положил простоту и смирение, отличительным признаком коих поставил бездейственность и не-искательность. Наскучивая шумом житейской молвы, он часто уклонялся в уединение, где на свободе занимался созерцанием тайн человеческого сердца и записывал свои мысли в свиток, получивший название "Дао-дэ-цзин" а на русском языке - "Руководство к добродетели, или Нравственная философия Лао-цзыя".

В сем-то уединении Лао-цзы из самого опыта вещей природы увидел вечное бытие Творца вселенной, названного им Дао или высшим разумом, иначе законом, познал в нем праведного Судию, Промыслителя и Благодетеля всего сущего. Здесь он также постиг ту высокую истину, которая многим языческим философам служила камнем претыкания: истину о бессмертии души и понятие - хотя не совсем ясное, однако ж достаточное - о бытии вечной жизни и о воздаянии [В рукописи № 1 зачёркнуто примечание: Из сих положений в последующие времена некоторые из приверженцев сего философа вывели ложные понятия о бессмертии души человеческой и сообразили особую роль его, известную теперь в Китае под именем дао-цзяо.]

Из рассматривания природы он извлекал самые высокие истины и старался физические действия ее приспособлять к нравственным действиям человека. Подлинно нельзя не отдать справедливости мнению Лао-цзыя, что природа есть наставница земнородных и уроки ея для нас всегда могут быть назидательны. Судя по возвышенности понятий богословского и философского содержания, заключающихся в книге Дао-дэ-цзин, автор ея, по всей справедливости, может занимать первое место между всеми известными в Китае мыслителями сего рода.

Нельзя, однако ж, умолчать и о недостатках, какие допущены Лао-цзыем в своем творении при выражении своих суждений, происшедших у него, без сомнения, из известной крайности, свойственной многим мыслителям, - односторонности взгляда на предметы. Так, напр., Лао-цзы, заметив многих из своих современников, тщеславящихся одною личиною своих добродетелей, употребляет такие выражения, от коих обыкновенно происходит двусмысленность, и он оставляет их без всякого объяснения; от того-то многие из ученых китайских присоединяют сего философа к числу писателей односторонних или мистических. Впрочем, если смотреть на главную мысль творения Лао-цзыя, а не на частные выражения, то всякая двусмысленность исчезает. В избежание от сего недостатка я старался в своем переводе объяснять сии места дополнениями; а те мнения, какие встречаются в сей книге, несообразные нашим понятиям и здравому смыслу, оставлять неприкосновенными, как собственное достояние самого Автора, дабы показать, что всякий из языческих философов имеет свой особенный образ мышления, свой взгляд на предметы, свои совершенства и недостатки, правильность суждений и заблуждение ума, как отличительный признак человеческой мудрости.

Краткость слога и отрывистость суждений была главною причиною для многих из его последователей к разным заблуждениям и толкам. Из числа сих-то умствователей в последствии времени протолковали понятия его о бессмертии души человеческой и воздаянии в будущей жизни совсем в другую сторону. Возомнив, что бессмертие человека, о котором говорит Лао-цзы, должно состоять в телесном существе его, они перешли к заключению, что должно изыскивать средства в видимой природе, могущие обессмертить человека в нынешнем его существе, и отсюда наконец составили особую религию, известную в Китае под именем Дао-цзяо, которая преимущественно занимается магией и алхимией. Таким образом, последователи ея вместо усовершенствования себя во внутреннем, духовном существе добродетелями, обратили все внимание на поддерживание в порядке телесных сил. Впрочем, достоинство подлинника всегда остается неприкосновенным, который теперь в первый раз представляется в переводе на русский язык для любителей человеческих знаний.

Сущность и сокровенность закона.

Что касается до закона, о котором здесь я намерен говорить, то об нем нельзя рассуждать, как о законе обыкновенном; а также и в отношении к имени, какое наиболее приличествовало бы сему закону, нельзя дать обыкновенное имя; сему закону нет имени, но в нача­ле происхождения мира он имел имя, и назывался тог­да матерью, от которой произошли все твари. Впрочем, сие имя не существует только для того, кто хочет рас­сматривать его совершенства, а кто хочет рассматривать его пространство, для того оно всегда существует: сии два предмета (т. е. совершенство и пространство) вме­сте произошли от сего закона, хотя и имеют различные наименования, и вместе называются предметами сокро­венными. Такая сокровенность того и другого предмета служит дверью, посредством которой отверзается вход в святилище совершенств сего закона.

Человек в делах своих должен подражать природе и убегать тщеславия.

В мире все знают, что должно творить добро; но то до­бро, которое происходит из понятия о противоположном зле, почитается злом; все знают, что должно делать до­бро, но то добро, которое проистекает из понятия того, что само в себе не есть добро, нельзя назвать добром: ибо из сущего рождается не-сущее, из трудного пости­гается легкое, из длинного познается короткое, из высо­кого предполагается низкое и наоборот. Между голосом и отголоском находится взаимная связь, а между предыдущим и последующим обоюдная последовательность; посему-то мудрый делает ли что-нибудь? Делает так, как бы он ничего не делал. Распространяет ли учение? Распространяет больше делами, нежели словами. В сем случае он подражает природе, которая хотя совершает свои действия, но не проповедует о своих действиях, производит вещи, но остается в таком состоянии, из которого никак нельзя заметить, как она их производит, всегда находится в труде, но никогда не превозносится своими силами, ни своими успехами, и не возвышает своего голоса, говоря: «Вот я уже свой труд привела к окончанию!». Но за то люди воспевают ей красивые гимны.

Империя приходит в благоустройство от мудрого ру­ководства людей сообразно с их понятиями и знанием.

Не должно слишком много уважать добрых, дабы не подать чрез то народу повода к раздору; не должно слишком высоко ценить имением, приобретаемым трудами, дабы не возбудить в народе склонности к разбоям; не должно смотреть на те предметы, от коих воспламе­няются в нас телесные страсти, дабы не привести сво­их мыслей в волнение. Мудрый (разумеется, Государь) опрастывает свое сердце от всех подобных страстей, и старается наполнять внутренность свою чистейшими правилами любомудрия. Ослабляя свои высокопарные помыслы, он тем более укрепляет внутренние силы сво­его духа. Если он и руководит народ, то всегда старает­ся направлять его так, чтобы он как можно менее, за­ботился о приобретении познаний; ибо простой народ чем меньше будет знать, тем меньше будет желать. Что ж касается до людей просвещенных, то мудрый старается направлять их, чтоб они все, что ни делают, навыкали делать так, как бы они ничего не делали (т. е. делали бы не на показ другим). Таким образом империя не может не прийти в благоустройство.

Ум как существо простое свободен в своих действиях от всякого примешения к нему вещественных начал.

Ум как существо простое, духовное несмотря на то, что употребляется нами в действие, однако ж от того никак не терпит грубого влияния, свойственного предметам сложным. Он столько же глубок и непостижим, сколько и сам виновник всех тварей, от которого он получил свое бытие. Сей ум, укрощая порывы сердца у своих питомцев, утишает волнение их мыслей; смиряя их разум, и становя наряду с прочими людьми сего мира, делает их так же чистыми, как чист и он сам. Я не знаю, кем они рождены и чьи они дети? Они как будто бы были подобны тем людям, которые жили прежде самых пяти Государей, которых имена прославляет глубокая древность.

Молчание превосходнее многословия.

Как небо и земля нечувствительны, для них все вещи, какие только находятся в мире, не более значат, как брошенный пучок травы, так и мудрый ко всем хладнокровен; для него люди, как и пучок травы, никакого не производят приличного впечатления. Пространство, какое находится между небом и землею, походит на некий мех, средина которого пуста и ничем не загромождена. Чем более сей мех приводится в движение, тем более испускает из себя воздуха. Сему меху подобен тот, кто много говорит, ибо многоречивый чрез свое многословие так же выносит из сокровищницы ума своего все, что в ней хранилось под таинственною печатью молчания, и делает её пустою и порожнею. Итак, чем много говорить, не лучше во всем держаться умеренности?

Дух человеческий бессмертен. Бесстрастие мудрого к земным вещам.

Простый, невещественный дух, который никогда не умирает, есть непостижимая творительная сила; а дверь, из которой выходит сия непостижимая творительная сила, есть начало, от которого произошли небо и земля. Жизнь сего духа никогда не истощается, но всегда остается в своей целости; хотя он действует, но никогда не чувствует утомления в силах.

Ничто так долго не сохраняет бытия своего в мире, как небо и земля. А что они так долго сохраняют бытие свое, это происходит от того, что они не заботятся о своей долговременности; отсюда-то они получают неистощимую силу к столь долгому сохранению своего бытия. Подобным образом и мудрый, хотя попечение о своем теле, считает для себя делом не слишком важным, несмотря на то, он крепостью телесных сил превосходит многих других; хотя всякую заботу о сбережении телесного здравия он ставит ни во что, однако ж тело его от того не разрушается смертью, но цветет полнотою жизни. Это, впрочем, не то значит, чтобы мудрый из своего беспристрастия к долговременной жизни мог составить для себя то странное, или косвенное пристрастие к долговременной жизни, которое сопряжено с большею опасностью для человека, чем самое прямое пристрастие.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Данный перевод в рукописи о. Даниила является частью главы VI. Выделено в качестве перевода Главы VII составителем данного издания А. М. Куликовым.

Смирение - венец добродетелей.

Высшей степени добродетельные люди уподобляются воде. Как цель воды главным образом направлена к тому, чтобы пользу доставлять тварям, стремиться всегда на низ, всему уступать, ни с кем не заводить споров о первенстве: так и добродетельные люди всегда стараются занимать такие места, на которые другие смотрят с великим отвращением; посему-то они и близки к закону любомудрия. Нужно ли им возлечь? Они имеют в виду одно только место какое бы оно ни было, высокое ли или самое низкое, для них все равно. Предписывает ли им долг управлять своим сердцем? Они ничем столько не занимаются, как рассматриванием всех изгибов его и движений. Подают ли милостыню? Они, кроме человеколюбия, ни о чем другом не помышляют. В словах главным предметом поставляют верность; в управлении государственными делами - благоустройство империи; в поручениях - точное исполнение, в предприятиях - искусство сообразовываться с обстоятельствами. Итак, ни с кем не входя в споры, они редко бывают подвержены погрешностям.

В чем состоит закон природы?

Вместо того, чтоб заботиться о сохранении в безопас­ности своего имения и о наполнении хранилищ земным сокровищем, не лучше ли бы было совсем прекратить сию заботу и не желать ни богатства, ни власти? Думать же, что никого нельзя задеть, между тем как, держа в ру­ках изощренный меч, и стоя среди мимоидущего наро­да, обращать им во все стороны, можно ли предохранить себя от того, чтоб кого-нибудь не ранить? Кто мог на­всегда уберечь от опасности хищения те чертоги, кото­рые были наполнены златом и драгоценными камнями? Если богатый или благородный надмевается гордостью, то он оставит по себе такое пятно, которое навсегда пре­будет неизгладимым. По оказании заслуг и снискании славы уклоняться всех случаев, где бы я мог еще боль­шие оказать заслуги или блистательнейшую приобресть славу, в сем-то состоит закон природы.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава VIII.

Бескорыстие.

Тридцать спиц в колесе сосредотачиваются в одной ступице. Если внутренность сей ступицы будет пуста и ничем не занята, то она может быть употребляема с пользою для повозки: равным образом и брение оставляет такое вещество, из которого приготовляются сосуды. Если внутренность какого-нибудь сосуда будет пуста, и ничем не наполнена, то такой сосуд может найти себе употребление. Когда строят дом, то всегда оставляют отверстие для дверей и окон. Если внутренность сего дома, также будет пуста и ничем не загромождена, то такой дом может быть способен для жительства. Итак, все, что только наполняется чем-либо, представляет в себе образ корысти, а что свободно от посторонней примеси, то может почитаться признаком годности.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава X.

Зачеркнутое примечание из рукописи №1, сходный вариант присутствует в издании Замотайло: "В сей главе Лаоцзы говорит, что та добродетель может только почитаться истинною, которая не имеет в себе примеси корыстолюбия или тщеславия; равно как тот только может быть способным к употреблению, у кого сердце чисто и свободно от всякой мирской гордости и любостяжательности".

Беспристрастие мудрого к красотам сего мира.

Пять цветов (ежели на них будешь смотреть оком любострастным) обольщают у нас глаза; пять звуков музыкальных (если будешь слушать музыку с излишним услаждением) очаровывают слух; пять вкусов, входящих в состав яств (если будешь употреблять в пищу с пресыщением) притупляют естественный вкус. Преследование зверей на охоте производит в человеке ожесточение сердца, так же как и богатство, на приобретение которого столько употребляют усилий, служит для него препятствием, не попуская ему творить добро. Итак, мудрый лучше желает быть желудком, который, по-видимому, спокойно пребывает во внутренней части тела человеческого, и, не выказывая своей работы наружу, кажется, как будто бы ничего не делал, между тем как он работает беспрестанно, распространяя по всему телу жизнь и питательность, - нежели оком, которое на все смотрит с вожделением порочным, сообщая чрез впечатление наружных предметов заражение и самому сердцу; но мудрый, чтоб избрать первое, всегда отвергает сие последнее.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава IX.

Самолюбие есть главная причина всех наших беспокойств.

Если кому-нибудь из нас случится внезапно прийти в благоволение у Государя, который бы нас возвел в высокие чины и достоинства, или впасть в великую немилость у него, лишиться всех чинов и звания, тогда не примечаем ли мы перемены и не приходим ли в великое содрогание от чрезмерной радости и печали, ощущаемых нами по случаю благоволения или немилости царской? Такая перемена, без сомнения, происходит с нами от того, что главнейшее основание всех наших забот и беспокойств составляет наша личность. От чего же мы приходим в содрогание, если случится нам прийти в благоволение или впасть в немилость у Государя? От того, что посредством благоволения царского мы приходим в возвышение, а посредством немилости его терпим унижение. Итак, случится ли нам получить благоволение от царя и взойти на высшую степень достоинств, или лишиться благоволения и впасть в унижение, мы и в том и другом случае, равно приходим в содрогание. Вот главная причина, от чего мы во время благоволения царского, или немилости его, приходим в содрогание! А что такое значат слова: "Главнейшее основание всех наших забот и беспокойств составляет наша личность?" В сих словах смысл заключается не иной, как, что мы, питая излишнюю привязанность к самим себе, бываем от того чрезмерно заботливы о сохранении личных своих выгод. Если бы мы не питали привязанности к самим себе, то о чем бы нам было так много беспокоиться? Итак, кто умеет дорожить благосостоянием подданных Империи так же, как он дорожит и своею жизнью, тому можно поверить в управление Империю; равным образом и тот достоин такой же доверенности, кто любит подданных Империи, как он любит самого себя .

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XII.

Примечание переводчика из издания Ивана Замотайло: «Из этого мнения Лао-цзы можно видеть, что только тот может считаться истинным Пастырем овец, кто не дорожит своею жизнью, но всегда готов пролить свою кровь за спасение их; главным образом, кто, в случае нападения хищных волков на стадо оставляет овец на расхищение и растерзание, дабы спасти свою жизнь, ни мало не заботясь о том, что все стадо должно погибнуть от жестоких зубов волка, тот поистине есть наемник, который считает стадо не своим, а чужим, поэтому и не дорожит чужой жизнью, потому что своя жизнь ему милее и дороже, нежели жизнь и спасение целого стада; в этом-то и познаются истинный пастырь и наемник. Итак, кто хочет быть пастырем, тот должен наперед себя спросить, имеет ли он столько твердости духа, что всегда, как нужда потребует, готов положить душу свою за овец? А если не так, то, смирившись, должен с мытарем молиться: "Боже, милостив буди мне грешному!

Понятие о существе Божием.

Что весьма ровно или плоско, того нельзя видеть, хотя бы мы на то и смотрели; а что весьма редко, того нельзя слышать, хотя бы то мы и слушали; а что весьма тонко, того нельзя уловить, хотя бы мы и желали то поймать. В чем же состоит существо сих трех предметов, о том не нужно слишком много теперь распространяться. Из состава сих трех предметов произошло одно. Наверху сего состава неприметного света, а снизу не видно мрака. В средине сего состава находится некто, который от века существует беспрестанно. Его нельзя назвать никаким именем. Когда Он входит в свое самобытное существо, и делается невидимым, тогда ни вида его нельзя описать, ни образа представить, и Он кажется тогда, как будто бы не существует, и в тоже время, однако ж, существовать не престает. Если станем идти прямо против Него, то перед у Него становится невидимым; а если вслед за Ним захочешь идти, то зад его нельзя усмотреть. Кто сохраняет постановления древних, необходимые для управления делами человеческими, тот только может знать древнее начало, которое положено в основание сему закону.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XIII.

Изображение сокровенной мудрости.

Один из древних мужей, который весьма хорошо умел казаться ученым, обладал столь гибким, столь дивным и высоким умом, что никто не мог постигнуть глубины его познаний. Как никто не мог постигнуть его, то многие с великим усилием старались представлять его то в виде нерешающегося человека, который, кажется, затрудняется перейти в зимнюю пору через реку; то в виде робкого жителя, который, по-видимому, боится и самых его окружающих соседов; то в виде важного мужа, похожего больше на почтенного гостя, чем на обыкновенного человека; то в виде несмелого и всего опасающегося, который держит себя с таким трепетом, как будто бы под ним хочет подломиться лед; а некоторые представляли его столь простым и грубым, что, казалось, он более походит на необделанный деревянный отрубок, нежели на человека; другие представляли его столь великодушным, что уподобляли его глубокой и пространной пропасти, ничем не наполняемой, но все в себя поглощающей, чтобы в нее ни бросали; иногда изображали его в столь мрачном и задумчивом виде, что в нем, как в мутной воде, ничего нельзя было отличить. Чем можно очистить мутную воду? Если дать ей отстояться, она и сама мало помалу очистится. Что может произвести, чтоб вода на долгое время оставалась в покое, когда с каждым возмущением ее покоя, опять возобновляется в ней прежняя мутность? Следующий сему пути никогда не захочет почитать себя достаточным. А кто не хочет почитать себя достаточным, тот скорее согласится мыслить о себе, что он худ и никуда не годится от ветхости своей, нежели думать, что он из ветхого человека может себя сделать новым.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XIV.

Примечание переводчика из издания Ивана Замотайло: @Можно заметить, что в этой главе Лао-цзы укоряет Конфуция, который своим учением старался себя и других обновлять, как и ныне его последователи считают себя достаточными в силах, думают, что они в самом деле могут обновлять себя и других учением своего наставника; но, вместо того, они как сами до сих пор остаются ветхими, так и те, которых они хотят обновить, остаются такими же. Ослепленные умом, они не замечают в себе этой ветхости и не понимают достаточно, в чем она состоит, и не могут понять до тех пор, пока Восток свыше не посетит их, сидящих во тьме и сени смертной, и не озарит их умственные очи. Тогда, как пробудившись от сна, по прошествии мрачной ночи и по наступлении светлого дня, найдут, что они, как и Конфуций, бродили в разодранных рубищах...».

Кто повинуется закону Неба, тот и по смерти не может испытать над собою никаких бедствий.

Чрез достижение высшей степени простоты и бесстрастия достигается вместе и внутренняя, совершенная тишина. Произведения природы едва успевают возникнуть, как уже многие из них опять возвращаются к своему началу, из которого они произошли. Итак, сколько бы ни богата была природа в своих произведениях, но все оне должны рано или поздно возвратиться к своему началу. Возвращаться же к своему началу значит приходить в покой, а приходить в покой значит отдавать последний долг природе. Но отдавать последний долг природе есть непреложный закон. Кто понимает, что такое значит сей непреложный закон, тот может назваться благоразумным, а кто не понимает сего закона непреложного, по силе которого всякий непременно должен заплатить долг природе смертью, тот безрассудно себя ведет и творит одно зло. Но кто понимает, что такое значит сей непреложный закон, тот великодушно сносит все случающиеся с ним горести в жизни. Кто же великодушно сносит всякие горести в жизни, тот может назваться праведным; а кто может назваться праведным, тот может как царь господствовать над своими страстями; господствующий же над своими страстями, уподобляется Небу. А Небо что такое? Закон (ум), который вечно пребывает. Итак, повинующийся сему закону человек и после смерти не может испытать над собою никаких бедствий.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XV.

Уклонение от великого закона было причиною введения наказаний.

Во время глубокой древности, когда великий закон подданные знали, только, что над ними поставлен был царь, который обладал ими; но не имели нужды в мерах строгости, употребляемых правосудием; ибо и царь, и подданные свободно тогда исполняли свои обязанности без всяких посторонних побуждений.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XVI.

Но спустя несколько веков, после времен глубокой древности, когда великий закон начал терять свою силу, а народ уклоняться от своих обязанностей, тогда цари начали помышлять о изыскании средств, потребных для удержания народа в пределах порядка и доброй нравственности. Из числа многоразличных средств они избрали одно из наилучших - человеколюбие и правосудие. Подданные любили и прославляли своих законодателей за избрание человеколюбия и правосудия в средство управления. По прошествии же сих времен, когда великий закон пришел в такое бессилие, что и сии средства, основанные на человеколюбии и правосудии, оказались малодействительными к удержанию народа в пределах долга, тем более, когда и сами цари поколебались в своей твердости и сделались неспособными соблюдать добродетели во всей их точности, уклонившись в роскошь, тогда они уже прибегли к мерам строгости, дабы удержать народ от преступлений страхом наказаний. С сих пор, дабы не подвергнуться гневу царей за нарушение их законов, народ начал бояться своих властителей. С истечением же сих веков, когда цари, кроме страха наказаний, начали с насилием властвовать над своими подданными, тогда народ, раздраженный их преобладанием, не только перестал любить своих царей и бояться, но начал их презирать и нагло нарушать законы, какие они постановляли. А такая худость и развращение в нравах человеческих произошли от того, что цари перестали быть верными великому закону, а подданные потеряли верность и преданность к своим царям и уважение к их законам. Притом цари и подданные более обратили склонность к красноречию, нежели к строгому выполнению наставлений великого закона; отсель последовало то, что нравственность человеческая быстро потекла к своему упадку. Во время сего упадка нравственности, если и случалось кому-нибудь из царей совершить знаменитый подвиг и если иногда и происходили великие деяния вследствие их предначертаний, несмотря на то, подданные не хотели признавать никаких важных событий плодом трудов и мудрости своих венценосцев, но, выпустив их совершенно из виду, принимали обыкновенно все происходящее с ними случаю, а не попечительности своих монархов.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Данный перевод в рукописи о. Даниила является частью главы XVI. Выделен в качестве перевода Главы VII составителем данного издания А. М. Куликовым.

Ложные добродетели не действительны к управлению.

Из предыдущей главы ясно видеть можно, что, как скоро великий закон потерял свою силу, тогда человеколюбие и правосудие получили начало, мудрость и остроумие появились; но истина исчезла, а наместо ея встала величавая ложь. А когда в родстве расторглись узы согласия, тогда оказалось нужным послушание детей к родителям и любовь внуков к своим предкам. Равным образом не прежде явились преданные к престолу и верные слуги своим Государям, как мятежи и неустройства начали раздирать царства на земли. Итак, если бы исключены были пустые имена святости и мудрости, то польза народная стократно от того увеличилась бы; подобно как если бы и мнимое человеколюбие и правосудие, изринуты были вон, то народ снова обратился бы к почтительности и любви своих родителей; а когда бы изгнаны были из общества человеческого хитрость и корыстолюбие, тогда не было бы ни воровства, ни грабежей. Ибо сии три предмета, из коих образуется вся деятельность человеческая, ныне представляют только одну личину добродетелей, а истины в них никакой нельзя найти; возможно ли, чтобы они достаточно были к тому, чтоб приводить чрез них империю в благоустройство? Если бы ныне цари старались более побуждать своих подданных, дабы они обращали свои взоры на простоту и чистосердие, не попуская им прикрывать себя личиною добродетелей, ложно обольщаться и тщеславиться, то в народе менее свирепствовали бы страсти, а более возрастала правда.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XVII.

Природа - мать и учительница земнородных.

Не нужно слишком много заботиться и о прекращении того учения, которое состоит только в одних наружных учтивостях; не о том нам должно заботиться, какое расстояние находится между "ась" и "а" (отклик на зов); но забота наша наиболее всего должна быть обращена на то, каким расстоянием разделяется добро от зла. Нельзя не страшиться того, чего все должны страшиться. Впрочем, сколь ни велико число людей, которые должны сего страшиться, но ни один еще из них не положил начала сему страху, а все веселятся, как будто бы услаждались приятным вкусом закланного в жертву быка, как будто бы спешили на весеннее позорище. Что ж касается до меня, то я один только иногда нахожусь в таком покое, в каком находится малолетний дитя, который еще и улыбаться не умеет, и в таком положении нахожусь до тех пор, пока что-нибудь не возмутит моего покоя; иногда прихожу в такое ощущение духа, как бы я оставлен был без всякого пристанища, куда бы мне нужно было укрыться; все пользуются избытком благ, я один только брожу, как будто что-то потерявший. Уже ли я человек без смысла? Подлинно я имею недостаток в добром смысле и умом невежда. Все радуются, один я в смущении, все веселятся, а я скучаю, я волнуюсь как море; скитаюсь туда и сюда, и вращаюсь как прах, который не знает покоя; все находят себе ход и поступают в службу, я только один так груб и низок, что ни к чему не гожусь; я один отличаюсь от других тем, что почитаю для себя драгоценностью питаться, как младенец, грудями своей матери: руководствоваться законами природы, которая для меня мать, а я ея сын.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XVIII.

Сущность естественного закона.

Никто не может столь живо представить черты великой добродетели, кроме того, кто повинуется воли закона. А сей закон ничто иное есть, как некое неясное и нераздельное умопредставление. Несмотря на то, что он есть умопредставление не ясное и не раздельное, однако ж он имеет в себе некоторое очертание; хотя, говорю, он есть не ясное и нераздельное умопредставление, однако ж он не есть какая-нибудь пустота, но нечто в себе содержит. Сколько он в существе своем ни глубок и ни непроницаем, но внутренность его наполнена каким-то светом. Сей свет есть крайне ясен, в нем господствует вера. Наемная с самых древних лет и доселе, сие имя (т. е. вера или свет) осталось неизгладимым. Оно передаваемо было векам разными благочестивыми мужами. Но я откуда получил сведение, что сие имя передаваемо было векам разными благочестивыми мужами? Не с другой стороны я получил о том сведение, как из того же самого закона.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XIX.

Смирение есть начало высоты внутренней и внешней.

Что недостаточно, то может иногда быть принято за совершенство; что криво, то признается иногда за пря­моту, а что низко, то почитается высоким, как и ветхое берется иногда за новое, малозначащее за пригодное, а многозначительное за нестоящее ничего и отверженное. Мудрый же, имея сие одно в виду, служит образцом для всей империи. Не дерзая считать себя прозорливым и дальновидным, он не менее от того бывает дальновиден, не менее проницателен; не присваивая себе права на непогрешительность, он от того и приобретает себе славу; почитая за стыд тщеславиться своими совершенствами, он от того и может пользоваться плодами своих заслуг. Он тем более возносится наверх величия, чем менее превозносится своими добродетелями. Как сам он ни с кем не входит в ссоры или состязания, так и другие не заводят с ним ссор и состязаний. Изречение часто повторяемое древними: @Что не достаточно, то может иногда принято быть за совершенством, ужели заключает в себе один пустой звук слов? Напротив того, все, что сохранило свою целостность, свое совершенство, в том виде оно и возвратится к своему началу.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XX.

Добродетель ко всем питает искреннюю любовь. Гор­дость ни в чем не имеет успеха и всеми презирается.

Один малоречивый действует свободно и постоянно. От кого это происходит, что и буря, вдруг поднявшаяся, не во все утро свирепствует, и сильный дождь, внезапно пролившийся, не целый день продолжается? Небо и Земля это производят. Если Небо и Земля не могут так много продолжать насильственных действий, не более ли требуется от человека, чтоб он не усиливался продолжать подобных действий, но старался бы прекращать свое многоречие и вспыльчивость. Если прилепляющийся к правилам добродетели сам найдет другого, занимающегося теми же правилами добродетели, то принимает участие в его занятии не менее, как и в своем; а если он встретит благочестивого мужа, то берет такое же участие в его благочестии, какое он имеет в своем. Подобное участие берет он и в потере другого, если увидит, что он лишился какой-нибудь собственно¬сти, ибо он не иначе смотрит на собственного другого, как и на собственность свою. Принимает же равное участие в занятии другого правилами добродетели, как и в своем, значит, находит удовольствие в том, что другой приобретает познание в правилах добродетели; а брать равное участие в благочестии другого, значит находить удовольствие в оном и стараться споспешествовать ему к достижению совершенства в делах благочестия. Брать же равное участие в потери собственного другого, как и в потери своей, значит доброжелательствовать, чтоб другой имел удовольствие найти свою потерю. Если кто таким образом поступать будет, тот во всех своих словах будет иметь вес, и всякой к ним будет оказывать доверенность; а кто сам в себе не будет иметь достаточной верности, к тому и другие не будут оказывать доверия.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXI.

Приподнявшийся на ногах не может долго стоять, а расширяющий свои шаги не может далеко продолжать путь: так и тот, кто много мечтает о своей дальновидности, не может довольно быть умен. Никогда не может прийти в известность, с каким бы кто жаром ни защищал свои мнения, и оказать знаменитых заслуг, кто превозносится своими добродетелями; подобно как никогда не может быть совершенным, кто гордится своими способностями; это походит на остатки недоеденной пищи или подобно течению сукровицы из гнилых струпьев, на что никто не может смотреть без омерзения. Итак, кто сообразуется с законом любомудрия и идет по пути добродетели, тот никогда не обращается к таким поступкам, к которым все имеют отвращение.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Данный перевод в рукописи о. Даниила является частью главы XXIII. Выделено в качестве перевода Главы XXIV составителем данного издания А. М. Куликовым.

Закон есть осуществление Творческой силы.

До происхождения неба и земли существовало нечто такое, что в совокупности составляло одно; оно есть такое существо, которое ни гласа не имеет, чтоб можно было его слышать, ни видом облечено, чтоб можно было его видеть. Оно есть существо самостоятельное, не изменяемое, вседействующее и ни от чего не утомляющееся, и почитается матерью, от которой произошла вселенная. Я не могу найти приличного имени для названия сего существа: и просто величаю его законом, против воли моей именую его великим. Все же, что имеет в себе величину, я называю переходящим с одного места на другое; а что переходит с одного места на другое, я именую идущим вдаль; что же идет вдаль, то можно назвать возвратным. Итак, во вселенной к четырем предметам можно придать имя великого: закон велик, небо велико, земля велика и царь велик. Человек по устройству своей природы, последует земле, земля последует небу, а небо последует закону; закон же сам последует самобытности.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXII.

Достоинство и обязанности царя.

Все, что заключает в себе тяжесть, составляет основание, на котором должно поддерживаться все легковесное. Царь есть образ тишины, который должен приводить в порядок все, что не устроено. Мудрый (Государь), совершая путь, в продолжение целого дня ни на минуту не должен отлучаться от своей повозки (т. е. ни на минуту не должен сводить глаз с самого себя). На сем пути хотя бы случилось ему встретить самое занимательное зрелище, но он и тогда должен сохранить равнодушие, отнюдь не позволяя себе обращаться к сему с чувством слепой привязанности. Теперь же возможно ли, чтобы повелитель великого царства, которое в состоянии содержать десять тысяч военных колесниц на случай брани, почитал управление Империей столь же маловажным делом, как он считает маловажным и вести себя легковерно? Если что само в себе заключает тяжесть, сделается легким, то тяжесть, которая долженствовала бы служить основанием для всего легкого, пропадает; равным образом если и неустройство возмутит тишину, то Царь, который должен бы был приводить в порядок всякое неустройство, теряет свою силу.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXIII.

Ничего не должно делать из тщеславия.

Добродетели мудрого столь сокровенны, что нельзя найти и следов, которые бы можно было видеть, его наставления столь прекрасны, что нельзя в них заметить никакого порока, достойного укоризны, предначертания его столь дальновидны, что не имеют нужды ни в поправке, ни в перемене расположения. Посему он столь хорошо умеет запирать двери своего сердца, сего тайного хранилища духовных сокровищ, что, и не задвигая их толстыми запорами, никто не может отворить в них ход, и столь редким обладает даром соединять других взаимною любовью и согласием, что не нужно для него верви; он и без нее столь крепко связывает, что никто не может разрешить того, что он связал. Как мудрый пользуется особенною способностью направлять других на путь спасения, то для него нет никого, кто бы заслуживал отвержение за свою худость. Сего не довольно: он и к самым неодушевленным тварям питает чувство горячности, и их старается сохранить жизнь и пользу, для него нет твари, которую бы подлежало пройти без внимания, как ни к чему негодную. Сие-то значит распространять на других свет своего разума. Итак, добродетельный муж есть учитель того, кто не имеет в себе добродетелей; а кто не имеет в себе добродетелей, тот для добродетельного представляет из себя одно брение, из которого он должен вырабатывать сосуды в том или другом виде на то или другое употребление. Несмотря на то добродетельный муж не слишком много уважает званием своего учительства, и не слишком много занимается своим брением. Напротив же того, если кто слишком много уважает званием своего учительства или слишком много занимается своим брением, а мало или совсем ничего не заботится о исправлении своей жизни, тот, хотя бы обогащен был великими познаниями и обладал отменным даром образовать других, при всем том он сам всегда остается великим невеждой, который ничего не смыслит; в сем-то состоит тайна, которую всякому необходимо проразумевать!

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXIV.

Примечание о. Даниила из рукописи № 2 и № 3: "Из сей главы видеть можно, что у Лао-цзы часто повторяемые выражения у-вэй [無為] ,сюй [虛] или кун-сюй [空虛], ци-шень (в данном случае найти иероглифы не удалось - А.К.), ци-чжи [棄智]，ци-и [棄義], ци-жень [棄人] и проч. не то значат, чтобы в самом деле не должно было ничего делать (у-вэй), но что не должно казаться многодеятельным; подобно как и выражение ци-жэнь не показывает, того, чтобы нужно было бросить человеколюбие, но то, что не должно творить сию добродетель напоказ другим. Иначе он стал бы сам себе противоречить, когда в других местах сего сочинения, он ставит человеколюбие за основание всех добродетелей".

Величие духа мудрого.

Мудрый хотя ясно понимает, в чем состоит крепость сил телесных, однако ж он не последует ея действию, а держится кротости духа, и всему покоряется. Он уподобляется большой реке в мире, которая все в себя вмещает и все поднимает. Как он уподобляется большой реке, какая только может быть во вселенной, то непреложные добродетели никогда от него неразлучны, по которым он снова приходит в состояние младенчества. Хотя он имеет ясное понятие о красоте белого цвета, но он более любит черный цвет, нежели белый. И сию-то скромностью подает образец империи. Как он подает образец империи, то непреложные добродетели у него свободны от всякой укоризны, чрез них он снова возвращается к бесконечному. Он также хорошо знает, что такое есть и слава сего мира, однако ж не гоняется за нею, а лучше избирает жить в бесчестии, но с сохранением чистоты нравов, чем в славе, но с потерею добродетели. Он походит на неизмеримую пропасть, которая все в себя поглощает, и ничем не наполняется. А как он походит на неизмеримую пропасть, и непреложные добродетели скрываются в нем в полном их пространстве, то он опять превращается как бы в необделанную, грубую глыбу. Если сия глыба по какому-нибудь случаю будет раздроблена на части, то из нее выходят уже мелкие сосуды. Если мудрый (Государь) захочет дать им какое-нибудь употребление, то из них делаются иные управителями, а другие старшинами. Но вещи по природе величественного образования не раздробляются на мелкие части.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXV.

Примечание переводчика из издания Ивана Замотайло: "В этой главе Лао-цзы нападает на тех завоевателей (конфуцианцев?), каких, по-видимому, было очень много в его время жизни, но и теперь так же не мало, ибо человек, не признающий бытия Божия, думает собственными своими силами поступать в делах мира так, как искусный художник обрабатывает глину и дает ей форму, какую он хочет, что только единому Богу свойственно".

Бескорыстие мудрого.

Кто желает получить в свое владение Империю, чтоб управлять ею, тот, по-моему мнению, никогда не может обуздать себя в сей предприимчивости, того не зная, что Империя есть столь страшная громада, что одними силами человеческими нельзя её приводить в благоустройство. Ослепленный умом мечтатель, если бы и получил Империю в свое управление, то он не столько бы стал благоустроить ее, сколько разрушать. Хотя бы и довелось ему держать кормило правления, но он рано или поздно упустил бы его из своих рук. Подобными примерами наполнен целый свет. Кто хотел всех опередить, тот остался назади всех; а кто мечтал о себе, что согревает других, тот, напротив того, только охлаждал их, а не согревал; иной покушался победить всех, но вместо того сам попался в плен, другой воображал войти в дом соседа чтобы расхитить его именье и ускакать с возом своей добычи, но случилось иначе, нежели как он воображал: он принужден был сложить с своего воза и то, что и ему принадлежало. В избежание сего мудрый не вдается ни в какое излишество, удаляется роскоши и высокомерия.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXVI.

Война есть зло, если предпринимается без особенной нужды.

Кто, следуя законам здравого разума, вспомоществует земному царю, тот никогда не согласится опустошать вселенную огнем и мечом, будучи уверен, что в возмездие за такое злодеяние постигает бедствия. Из опыта известно, что следы опустошения всегда обнаруживаются там, где войско располагалось жить в лагерях; ибо на том месте, где расставляемы были лагеря, никогда не родится хорошая трава, но растет одно терние и волчец; а после тяжкой войны, по большой части, последовал неурожай в хлебе. Но муж, одаренный решительным умом, только может хорошо вести войну. Он никогда не позволит себе употреблять на войне насильственных мер. Не смотря на то, что он одарен решительным умом, он, однако ж, не превозносится ни своею силою, ни заслугами. С успехом ли кончит войну? Он скромно себя ведет, отражая всякую мысль, надмевающую его сердце. Вообще он показывает решительность только в случае крайней нужды, а такая решительность может ли уклоняться к насилию и жестокости? Если кто едва достиг зрелого возраста, и уже покрывается сединами старости, тот своею преждевременною старостью свидетельствует, что он, вероятно, провождал жизнь распутную; а кто распутно живет, тот ранее обыкновенного и умирает.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXVII.

Война ничего не предвещает доброго, а кто почитает войну делом добрым, того все ненавидят: ибо всякий, кто руководствуется здравым разумом, тот, без важной причины, никогда войны не начнет. Мудрый в обыкновенное время жизни считает высоким местом то, которое находится на левой стороне, а во время войны занимает место на правой стороне, для него кажется честным. Итак, война не предвещает ничего доброго, потому что она заключает в себе несообразность с расположениями мудрого. Мудрый хотя и поднимает когда-нибудь оружие, то не иначе, как в случае крайней нужды, не теряя, впрочем, и здесь спокойствия душевного, которое он почитает драгоценнее всех сокровищ. Если случится одержать ему победу над врагами, то он не превозносится своими доблестями, ибо кто превозносится своими доблестями, тот доказывает, что он находит удовольствие в пролитии человеческой крови. А всякий, кто находит удовольствие в пролитии человеческой крови, никогда не может достигнуть цели своих желаний. При благоприятных обстоятельствах обыкновенно левое место считается высшим, а при смутных обстоятельствах, высшим местом бывает правая сторона. Во время войны левое место занимает дивизионный генерал, а правое - главный военачальник. В самом начале, как военный совет соберется для рассуждения о начатии военных действий, дела принимают вид обрядов погребальных. А по окончании войны, когда множество людей погибнет на поле битвы, тогда домашние, не видя возвращения кровных, поднимают горький плач. Иногда случается видеть, что здесь торжествуют победу над врагами, а там рыдают по убиенным, совершая обряды погребальные.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Данный перевод в рукописи о. Даниила является частью главы XXVII. Выделено в качестве перевода Главы XXXI составителем данного издания А. М. Куликовым.

Закон есть предел человеческого совершенства.

Закон вечно существует, никогда не изменяется. А как он пребывает неизменным в своем существе, то и в имени его не происходит никакой перемены. Всякая вещь, как бы она ни была мала, доколе не получит определенной обработки от художника, люди не могут обращать ее ни на какое употребление. Если цари и князи будут поступать сообразно с сим законом, неизменным в существе своем, то все твари добровольно придут в послушание им. Тогда небо и земля, пришедши во взаимное согласие, источать будут животворную росу. Хотя никто из людей не имеет власти повелевать небом и землею и приводить их во взаимное согласие, однако ж они сами собою придут тогда в согласие: такой вид принимают дела во время мудрого правления Государей. Тогда хотя бы не было никого, кто бы внушал людям, чтоб они сохраняли между собою согласие, однако ж и без того они, по доброй воле, будут иметь между собою мир. Всякая вещь не прежде может получить себе имя, как она выйдет из рук художника, давшего ей тот или другой вид сосуда. После того, как она получит себе приличное имя, со стороны художника требуется знать предел, где должна прекратиться обработка сей вещи; иначе если он не знает сего предела, где должна прекратиться его обработка, то он легко может впасть в крайность, которой обыкновенно подвержены бывают те из неопытных художников, которые, излишнюю употребляя обработку над сосудом, приводят его в такую тонкость, что он, будучи не в силах выдержать дальнейшего над собой давления, распадается и делается ни к чему годным. Закон уподобляется художнику, а люди сего мира подобны рекам и источникам. Как реки и источники имеют пределом своего течения другие большие реки и моря, куда они впадают, так и люди в продолжение своей жизни должны стремиться к сему закону как к главному предмету их совершенства.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXVIII.

Сохраняющий в целости свою природу и по смерти не погибает.

Кто умеет рассматривать людей, того почитают опытным, а кто умеет рассматривать самого себя, тот считается благоразумным. Кто побеждает других, тот имеет крепость телесную, а кто побеждает самого себя, тот обладает мужеством духовным; кто умеет быть довольным, тот только может быть богатым, а кто употребляет усилия на приобретение богатства и ничем не довольствуется, тот считается человеком расчетливым. Кто не погубляет в себе главнейших совершенств, какими наделяет человека природа, тот и по смерти не погибнет.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXIX.

Мудрый в смирении поставляет свое величие.

Великий закон так обширен, что, куда бы мы ни обратили свой взор, везде можем видеть следы его действий. В природе что ни существует, все получило начало от сего великого закона, о чем свидетельствует и он сам и от свидетельства своего отречься не может. Несмотря на то, что все приведено в бытие силою сего закона, он, однако ж, не выказывает себя за виновника бытия тварей; украшает всю природу, но не считает себя владыкою её. Не имея ни к чему пристрастия, он не поставляет для себя низким принять имя смиренное. Поелику он есть конец, к которому все твари должны стремиться, как к своему началу и виновнику бытия их, и служить ему, как Господу, хотя они того и не разумеют, то он и может назваться великим. Подобным образом и мудрый, не принимая на себя имя великого, вместо того в самом существе своем делается великим.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXX.

Благотворное действие закона.

Если какой государь имеет в себе образ великих добродетелей или великого закона, то вся империя ему покоряется. Такая покорность не обратится ей во зло, а напротив того, она доставит ей вожделенный мир. Кто любит угощать странников приятною пищей, у того всякой из них охотно останавливается на ночлег в надежде насладиться приятностью пищи. Впрочем, сколько кто бы из них ни наслаждался сею пищей, никогда однако ж вполне насладиться ею не может, ибо, насладившись ею однажды, он чрез несколько времени после продолжения своего пути снова чувствует позыв на пищу. Что ж касается до закона, то он прост, чужд всякой искусственности, и, как пресная пища, не может иметь приятного вкуса. Такою незавидною простотой он не может казаться ни для взора занимательным, ни для слуха увлекательным; несмотря на то, благотворное действие его для нас никогда не может истощиться.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXXI.

Должно наблюдать осторожность в объявлении войны соседним государствам, несмотря на их незначительность.

Когда верховное Небо намеревается сократить границы какого-нибудь царства, то прежде сего дает ему случай расширять свои пределы; таким же образом оно поступает, когда намеревается ослабить какое-нибудь царство в силах. Чтоб истощить силы царства, оно наперед попускает ему на некоторое время сделаться могущественным. Но когда оно намеревается совсем разрушить какое-нибудь царство, то перед тем временем попускает ему достигнуть до известной степени величия и славы. А чтоб отнять у какого-нибудь царя его царство и передать его другому, то оно прежде попускает ему покорять чуждые племена и присоединять их к своему царству с тем, чтоб утолить в нем жажду к преобладанию и возбудить чувство признательности к благодеяниям, так многократно на него изливаемым. Кто постигает сии намерения Неба, тот может назваться опытным в делах, потому что он из опыта знает, что иногда и слабое царство сокрушает царство сильнейшее и могущественные народы падают от руки слабой. Как несвойственно рыбе отлучаться из глубины вод, так и царям земным не всегда безопасно обнажать меч на поражение иноплеменников.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXXII.

Империя легко может прийти в благоустройство, если не будут определять к должности порочных людей.

Закон по непреложности своей за основание принимает бездейственность, не такую, впрочем, бездейственность, которая бы в самом деле располагала нас к совершенному бездействию, но бездейственность, в которой не возмущается покой и среди действий. Если бы и цари и князья стали соблюдать сей закон бездейственности, то земнородные непременно могли бы принять другой образ жизни. Если же и тогда стали бы обуревать их порочные страсти, то, мне кажется, нет лучшего средства для обуздания их страстей, как руководить их по правилу необделанной массы, не получившей еще себе имени сосуда (т. е. не должно давать хода тем людям, которые водятся не рассудком, а страстями). Если они, как грубая необделанная масса, без имени, прекратят в себе страсти и суетные желания, если совершенно достигнут внутреннего покоя и ничто не будет приводить их в волнение, то империя легко может прийти в благоустройство.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Данный перевод в рукописи о. Даниила является частью главы XXIII. Выделено в качестве перевода Главы XXIV составителем данного издания А. М. Куликовым.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXXIII.

Какое правило жизни избирает для себя мудрый?

Высшей добродетели муж не выставляет своих добродетелей напоказ, от того-то он и приобретает добродетели; а низшей добродетели муж любит заниматься своими добродетелями и старается ими блистать, от того-то он и не имеет в себе существенных добродетелей. Высшей добродетели муж не многоделен, потому что он своею деятельностью не ищет известности, а низшей добродетели крайне занят своею деятельностью, потому что все мысли его напряжены к тому, чтоб деятельность свою выказывать наружу. Высшей степени человеколюбивый действует, поколику не имеет в виду, что он кажется действующим; а в высшей степени справедливый деятель, поколи он имеет какое-нибудь побуждение к своему действию. Высшей же степени учтивый бывает деятелен дотоле, пока видит от других взаимное уважение и, как скоро со стороны другого получает какое-нибудь оскорбление, иногда самое ничтожное, тогда засучивает рукава и вызывает своего соперника на поединок. Когда закон пришел в упадок, тогда появилась в мире добродетель; а когда добродетель ослабела, тогда показалось человеколюбие. Когда же иссякло человеколюбие, тогда возникла справедливость. С прекращением же справедливости восстала учтивость - эта предвестница оскудения усердия и верности, и предводительница раздоров. Что ж касается до лжеименного познания, ведущего свое происхождение выше всякого другого познания, то оно есть просто личина закона и начало невежества. Но великий муж остановляет взор свой не там, где блестит одна пустая наружность, но там, где процветают усердие и верность; кратко: он более любит жить в истине, нежели в пустых призраках. Таким образом, отвергая последнее, как мечту обольстительную, он всегда избирает первое за правило своих действий.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXXIV.

Смирение есть начало возвышения.

В начале все сотворенное в мире, получило свою особенную принадлежность, каждому из них себе приличную. Так небо получило свою принадлежность, состоящую в его светлости; земля получила свою принадлежность в ее равновесии; духи получили проницательность ума, как единственную их принадлежность; пустота между небом и землею получила свою принадлежность в том, чем она теперь наполняется; твари одушевленные и неодушевленные получили свою особенную принадлежность в продолжении своего бытия; цари и князья получили в свою отличительную принадлежность - правду, посредством которой они должны приводить в порядок дела в империи. Все, что выше сказано, содержит в себе особенную принадлежность. Если бы небо не имело своей принадлежности, то не довольно того, что оно не могло бы являться светлым, но надобно было бы опасаться, дабы оно не раздралось; а если бы земля не имела своей принадлежности, то не только не могла бы приходить в равновесие, но должно было бы опасаться, дабы она совсем не поколебалась в своих основаниях. Так же если бы и духи не имели своей принадлежности, то они не только не могли бы быть проницательными умом, но должно было бы опасаться, дабы они совсем не уничтожились в своем бытии; если бы пустота между небом и землею не получила своей принадлежности, то не только не могла бы наполниться тем, что мы теперь в ней видим, но должно было бы опасаться, дабы полнота ее совсем не истощилась; если бы твари одушевленные и неодушевленные не имели в себе своей принадлежности, то мало того, что они не могли бы продолжать своего бытия, но надобно было бы опасаться, дабы они совсем не прекратили своего бытия; если бы цари и князи не имели своей принадлежности, то они не только не могли бы управлять империей по законам правды, но возгордились бы своим величием и знаменитостью сана так, что должно было бы опасаться, дабы они, преткнувшись о сей камень соблазна, не упали в бездну ничтожества. Итак, признание своей незнатности есть начало знаменитости, а смирение есть основание возвышения. В сем-то смысле иные из царей и владык земных из смирения называют себя одинокими, иные - убогими, а некоторые - неспособными. Что признание своей незнатности есть начало знаменитости, ужели это не справедливо? Кто не хочет так высоко дорожить своими достоинствами, как дорожат драгоценными камнями, а, напротив того, не стыдится считать себя наряду с простыми камнями, разбросанными по земле и ногами попираемыми, тот достигнет до такой степени богатства и славы, что царство его сделается могущественнее всех царств на земле.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXV.

Люди высоких совершенств скромны.

Все, что возвращается к своему началу, называется движением закона, а все, что является на свет, как в самой цветущей юности, так и во все продолжение крепости сил и совершенной зрелости до самой старости, бывает предметом действия закона. Все вещи, какие находятся во вселенной, происходят из сущего, а сущее происходит от несущего.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXXVI.

Муж с образованием высшим как скоро услышит повеления закона, тотчас старается их выполнить на деле; а муж с средним образованием после того, как услышит повеления закона, временем пребывает в нем твердо, а временем слышанное им совсем пропадает в его сердце; с низшим же образованием муж, если услышит повеления закона, то поднимает громкий смех. Впрочем, если бы такого рода люди не отличали достоинства закона громким смехом, то он не заслуживал бы и имени закона. Один из древних мужей сказал: "Кто ясно понимает закон, тот кажется, как будто бы он совсем не понимал его, - а кто многих опередил своими успехами в законе, тот кажется, как будто бы далеко отстал от других назади". Кто от действия закона сделался скромным и умеренным, тот обыкновенно представляется таким человеком, который едва умеет отличать один предмет от другого. Великая добродетель подобна глубокой пропасти, которая все в себя вмещает, но ничем сама не наполняется; а великая чистота представляет себя в таком виде, как будто бы она чем-то была замарана. Избыток добродетели познается из того, когда человек мыслит, что ему многого не достает к совершенству; равно как и твердость добродетели усматривается наиболее из того, когда человек почитает себя слабым. Истинно постоянный характер извне является переменчивым, дабы внутри тем сильнее утвердиться. Великий четвероугольник кажется, как будто бы у него совсем не было углов (т. е.: нельзя видеть углов по причине огромной его величины), а великий сосуд не скоро достигает своего совершенства; звук, раздающийся вдали, сколь бы он силен ни был, всегда сопровождается слабым отголоском. Величественного размера образ кажется, как будто бы он не имеет очертания (т. е. нельзя видеть очертания по причине чрезмерной величины образа). Так и сокровенный закон не имеет у себя определенного имени; несмотря на то он не только может обогащать всех земнородных своими сокровищами, но и приводить их самих в совершенство.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Данный перевод в рукописи о. Даниила является частью главы XXXVI. Выделено в качестве перевода Главы XXIV составителем данного издания А. М. Куликовым.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXXVI.

Происхождение мира. Смирение, как прямое совершенство человека, есть цель закона.

Закон есть начало единицы, из единицы произошло число двойственное, из двойственного же числа произошло число тройственное. Сия-то тройственность произвела наконец все твари. Нет твари, которая бы не содержала в себе первоначальных оснований, так называемых инь-янь, от которых последовало бытие тварей и зависит их продолжение; а чистый воздух содержит в себе такое начало, посредством которого все в природе приходит в согласие. Люди ничем так сильно не гнушаются, как именами "беспомощный", "скудный", "неспособный", но цари и князья обратили сии имена себе в почетные титла. Если кто не будет стыдиться унижением своей чести, тот может возвысить свою честь; а кто будет возвышать свою честь, тот принужден будет подвергнуть честь свою унижению. Я предлагаю не новое учение, а то же, чему учили и прежде. Ибо те люди, которые слишком много мужаются и крайне много доверяют крепости своих сил телесных, редко могут кончить жизнь обыкновенною смертью. В этом случае я принимаю на себя имя попечительного учителя, и хочу предлагать мои наставления с отеческою заботливостью.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXXVII.

Не казаться многодельным полезно.

В мире есть некоторые вещи, которые, по своей природе, хотя весьма жидки и тонки, однако ж проницают самые твердые тела, какие только могут быть в целом мире. По внешности своей они столь неприметны, что как будто бы их совсем не было, однако ж бытие их обнаруживается действием их на другие предметы, как, например, воздух, который, по природе своей, так тонок и неприметен, как будто бы его совсем не было, но он проницает такие тела, которые никаких не имеют скважин, как то металлы и камни; отсель ясно можно видеть, что бездейственность для нас полезна. Впрочем, не многих можно найти, которые стремились бы изучать себя в той науке, которая преподается не словами, но выражается делами, и искать той пользы, которая происходит от бездейственности.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXXVIII.

Что ближе к сердцу человеческому, честь или жизнь? Что больше, богатство или человек? О чем больше всего должно нам заботиться: о приобретении ли, или о потере? Чрезмерное пристрастие всегда сопровождается великою расточительностью; конец всех усилий, употребленных на собрание земных сокровищ, по большой части, ознаменовывается совершенным расхищением. Кто умеет быть довольным, тот свободен будет от посрамления; а кто преодолевает в себе страсть к корыстолюбию и любочестию, тот не подвергнет себя несчастью, а, напротив того, каждый из них может еще насладиться долговременною и спокойною жизнью.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Данный перевод в рукописи о. Даниила является частью главы XXXVIII. Выделено в качестве перевода Главы XLIV составителем данного издания А. М. Куликовым.

Достигший совершенного покоя может только даровать мир империи. Довольство своею участью.

В природе есть такие вещи, которые, по-видимому, кажутся недостаточными, но в самом деле в них иногда скрывается великое совершенство, действие которого никогда истощиться не может; равным образом случается иногда видеть некоторые вещи, которые по внешности своей ничего не обещают важного, кажутся мелочью, не заслуживающей никакого внимания, но внутри их иногда заключается такое богатство, которое никогда не может погибнуть. Иной по наружности является человеком лукавым, но по сердцу он есть муж самый прямодушный; другой кажется так неспособен, как будто бы он ни к чему не был годен, но опыт показывает, что он отличный знаток своего дела; а есть между людьми и такие, которые представляются, как будто бы они и говорить не умели, но на деле другое видеть можно: они-то и есть самые красноречивые словесники. Кто скоро ходит, тот может победить холод; а кто держит себя в покое, тот может преодолеть жар. Но кто достиг высшей степени покоя, тот в состоянии дать империи покой и тишину.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXXIX.

Когда дела империи находятся в добром порядке, тогда употребляют лошадей на удобрение земли; а когда дела империи приведены в беспорядок, тогда табуны лошадей пригоняют в загородные места для приготовления их к войне. Нет больше порока, как сильно чего-нибудь желать непозволенного; нет больше несчастья, как ничем не быть довольным; нет больше преступления, как любостяжение. Кто доволен своею участью, или, по крайней мере, старается быть довольным, тот, какое бы ни занимал место, всяким может быть доволен.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Данный перевод в рукописи о. Даниила является частью главы XXXIX . Выделено в качестве перевода Главы XLVI составителем данного издания А. М. Куликовым.

Мнимая не-деятельностъ бывает главною причиною великих дел.

Между людьми встречаются такие, которые хотя никогда не выходят со двора, однако ж сие нисколько не препятствует им следить за ходом дел, происходящих в Империи・ Правда, они не выглядывают из окон, но это нимало их не лишает возможности испытывать со всею точностью законы природы, какие она получила от Неба. Между тем как другие, чем дальше отлучаются от дому, чтоб обогатиться разнообразием сведений, тем менее ими запасаются. Но Мудрый, не предпринимая дальних путешествий по самых разным странам вселенной, гораздо больше приобретает сведений о вселенной, и при том самых верных и основательных, нежели те, которые совершают путешествие вокруг света. Редко можно видеть, чтоб он занимался созерцанием природы. Но, о какой бы вещи вы его ни спросили, он о всякой даст вам ясное понятие и скажет свое ей имя. Также вы не увидите его слишком деятельным; но от такой не-деятельности ужели он не способен к великим делам? Напротив того, от ней-то и зависят все его знаменитые подвиги.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XL.

Что касается до упражнения в науках, то здесь требуется, чтоб слава об успехах в науках со дня на день тем более возрастала; а в упражнении законом необходимо, чтоб привязанность к себе или самолюбие со дня на день тем скорее уменьшалось; ибо, по мере того, как будет уменьшаться в человеке злое расположение самолюбия, в нем только может возбуждаться склонность к достижению совершенной бездейственности. По достижении же такого состояния беспристрастия для человека не остается ничего, на что бы он так много должен был истощать свою деятельность; тогда само собою откроется, в чем наиболее должна состоять его деятельность. Случалось, что некоторые, нимало не помышляя, не домогаясь, но находясь в совершенном бездействии, могли достигнуть верховной власти. Напротив же того, которые истощали всю деятельность, дабы получить владычество над Империей, обманулись в своих предприятиях.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Данный перевод в рукописи о. Даниила является частью главы XL. Выделено в качестве перевода Главы XLVIII составителем данного издания А. М. Куликовым.

Совершенное бесстрастие мудрого не подвержено влиянию смерти.

Мудрый не тем духом водится, чтоб, остановившись на одном предмете, неизменно в нем пребывал, все же другое почитая для себя делом посторонним; но он дух свой соединяет с духом граждан: добрых людей он хвалит, а злых хвалит для того, что надеется, не послужат ли добродетели его поводом к изменению в них худых нравов; честным он доверяет, а злым доверяет для того, что надеется, не успеет ли он добродетелями своими сделать и их честными. Мудрый, живя в мире, более всего остерегается того, дабы мирские обычаи не возмутили тишины его сердца. Граждане все внимание обращают на него одного, а он любит их, как своих детей.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XLI.

Мы рождаемся в свете и живем для того, чтобы после умереть. Из десяти родившихся можно положить трех, которые могут прожить до глубокой старости, а в числе десяти умерших можно найти трех, которые оканчивают жизнь в самом цвете лет своих. В числе умерших можно указать еще и на других трех, которые, провождая жизнь распутную, ускоряют тем приближение своей кончины, а это в особенности с ними происходит за то, что сего рода люди, в продолжение своей жизни предаваясь излишествам, вводят других в соблазн. Я слыхал, что те, которые стараются содержать себя в порядке, никогда не встречают бедствий, от которых происходит прекращение жизни. Случается ли им совершать путь на твердой земле? Они на пути своем не встречаются ни с бабром , ни с буйволом. Велит ли судьба идти им на войну и сражаться с неприятелями? Они не убегают смертоносных орудий. В теле их нет места для смерти, от того-то ни буйвол не имеет их пробости своими рогами, ни бабр растерзать, ни меч поразить.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Данный перевод в рукописи о. Даниила является частью главы XLIX. Выделено в качестве перевода Главы XXIV составителем данного издания А. М. Куликовым.

Примечания А. М. Куликова

Бабр - старорусское слово, обозначающее тигра, ягуара или пантеру.

Высшее и сокровенное совершенство состоит в спокойном духе чуждом всякой земной суетности.

Высший разум (т. е. Бог) производит твари, а любовь Его об них промышляет. Таким порядком твари получают свое образование и в свое время приходят в совершенство. Нет твари, которая бы не благоговела пред Высшим разумом и не чтила Его совершенств. Хотя нет ни побудителей, ни распоряжений, но твари сами собою и добровольно воздают Ему и приличное благоговение, и надлежащую честь Его совершенствам; а сие происходит от того, что имя Его само по себе достойно всякого благоговения и не требует к тому никакой посторонней силы, и что Высший разум производит твари, а любовь Его об них промышляет, возрощая и размножая их, приводя в равновесие и порядок, питая и сохраняя бытие их. Но, производя твари, Высший разум является, как будто бы Он не производит ничего, творит дела, но ими не превозносится, всем управляет, но кажется, как будто бы ничем не управлял. Вот в чем состоит Высшее и сокровенное совершенство!

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XLII.

Чистый разум есть прямое достояние человека.

В природе есть такое начало, от которого все произошло, как от своей матери. Кто знает свою мать, тот почитает себя ея сыном, а кто знает, что он ея сын, тот должен во всем повиноваться ея воле, после того, как он возвратится к ней с пути прежнего своего заблуждения, чтоб быть на всю жизнь безопасным. Кто воздерживает свой язык, и хранит свое сердце, тот никогда не будет подвержен печали, а кто дает волю своим устам и многословит, думая, что это будет полезно при настоящих обстоятельствах дел, тот ни сам никогда не может быть исправным, ни обстоятельствам дел помочь не может. Ибо не высоко о себе мечтать, но смиренно мыслить есть признак здравомыслия, а сознавать себя немощным и слабым есть отличительная черта истинного мужества. Если разум тщательно будет очищен от всякой лжи, затмевающеи естественный его свет, то человек никогда не может испытать на себе тяжких бедствий. Он есть прямое наше достояние, которое вечно пребывает и никогда не изнуряется.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XLIII.

На пути добродетели всего более нужно опасаться тщеславия.

Положим, что мы наверно знали бы, что кто-нибудь из нас идет по великому пути добродетели; однако ж для такого путешественника нет ничего опаснее на сем пути, как тщеславие и велеречие. Великий путь добродетели весьма ровен и прям, а люди любят избирать для себя кривые и неровные стези, ведущие их к заблуждению. Это можно ясно усмотреть из следующего примера: если бы царские чертоги были построены весьма великолепно, а поля хлебопашцев лежали необработанными, поросши негодною травою, и царские житницы стояли бы впусте и без хлеба, а между тем сам царь облачался бы в драгоценную и блистательную одежду, при бедре носил изощренный меч, пресыщался пищей и питьем и вообще славился бы великим изобилием и богатством; это более походило бы на самохвальство, которое любит иногда тщеславиться и таким имуществом, которое наживает грабежом, нежели на продолжении шествия по пути добродетели.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XLIV.

Перемена нравов в других может произойти только от исправления своей жизни.

Дом, которому положено хорошее основание, ничто не может опрокинуть, а кто крепко держит что-нибудь в руках, тот не даст выпасть сему из своих рук. В память сего мужа никогда не прекратится жертва, приносимая Небу от потомства. Кто исправляет свою жизнь, это значит, что у того добродетель есть истина, а кто ведет к совершенству своих домашних, тот имеет избыток в добродетели; кто улучшает нравы в какой-нибудь деревне, в том добродетель продолжительна, а кто устрояет порядок в каком-нибудь княжестве, того добродетель обширна; но кто приводит в благоустройство дела империи, того добродетель нельзя заключить в никаких пределах. Исправил ли кто свою жизнь и истина ли его добродетель, это можно усмотреть из его поступков, а приведены ли домашние в совершенство и имеет ли кто избыток в добродетели, это видеть можно из перемены нравов его домочадцев. Также по перемене нравственности можно судить и об улучшении нравов в деревне, как и о продолжительности добродетели. По мере распространения порядка в княжестве, можно заключать как о перемене нравов его жителей, так и о том, обширна ли в ком добродетель, а по мере благоустройства дел в империи можно безошибочно утверждать, что испорченные нравы подданных переменились и что виновник сего добра в распространении своих добродетелей не стесняется никакими известными пределами. Из чего же можно знать, что империя точно может прийти в такое, а не в другое состояние? Из того, что перемена нравов в империи не иначе может произойти, как если кто сам наперед постарается исправить свою жизнь и распространить действие своих добродетелей до такой степени, чтоб они могли достигнуть до всех и каждого из подданных и никого из них не оставили без своего успеха.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XLV.

Домогаться достигнуть совершенства преждевременно - значит идти против уставов здравого разума.

Кто имеет избыток в добродетели, тот подобен младенцу, которого ни ядовитое насекомое ужалить не может, ни лютый зверь растерзать, ни хищная птица похитить (т. е. никакие обиды злых людей не могут причинять огорчений кроткому человеку). Хотя кости и жилы у младенца гибки и нежны, однако ж в перстах рук его находится большая упругость; хотя он не чувствует в себе никаких движений похоти, но в нем обилие жизненных сил обнаруживается в полноте и свежести телесного устройства, ибо он хотя бы во весь день продолжал плакать, но ни голос его от того не теряется, ни сердце не ослабевает от досады, а сие между прочим доказывает и то, что в нем обитает в высшей степени душевный покой. Знать же, в чем состоит сей душевный покой, значит знать, в чем состоит закон непреложный, а знать, в чем состоит сей закон непреложный, служит признаком благоразумия. Употреблять же разные средства к продолжению своей жизни - значит стараться не столько о продолжении ея, сколько о сокращении; равно как и напрягать телесные силы до безмерия - значит домогаться прийти в зрелый возраст ранее обыкновенного времени; между тем как всякая вещь достигает своей зрелости в известном порядке времени, а потом постепенно приходит в состарелость; кратко: поступать таким образом - значит поступать в противность здравого разума, а кто поступает в противность здравого разума, тот не может надеяться на долголетие жизни.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XLVI.

Беспристрастие добродетельного мужа.

Кто хорошо понимает закон, тот не распространяется в многословии; а кто распространяется в многословии, значит, что тот не понимает закона. Воздерживать язык, хранить свое сердце, укрощать вспыльчивость, отсекать склонность к спорам неприличным, смирять разум, входить в сближение с другими, не возвышая своего достоинства над ними, но уравнивая себя со всеми ими, - значит входить в сближение с другими путем высоким и сокровенным. Кто таким путем идет, тот на всех смотрит без особенного различия, так что близкие не могут произвести в нем излишней к себе привязанности, а дальние - возбудить чрезмерного охлаждения. Люди добрые не могут совсем увлечь его на свою сторону, а злые - навсегда прекратить общение с ним; знатные не могут найти в нем особенное к себе уважение или предпочтение исключительное, а незнатные - увидеть к себе презрение.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XLVII.

Простой народ исправляется в нравах, если высшие подают ему к тому пример своими добродетелями.

Если прямые законы приводят в действие, то в государстве, происходит благоустройство, а если на место их вступают хитрость и обман, то возгораются в нем войны и междоусобия. Но верхновное владычество над империей собственно принадлежит одной бездейственности и не-искательности. Из чего я это знаю, что может случиться так, а не иначе? Из того, что если в империи будут умножать разные меры предосторожности и запрещения, то простой народ тем больше будет приходить в бедность; а если простой народ будет свободно пользоваться всеми смертоносными орудиями, то государство тем чаще будет подвержено мятежам; равным образом когда простой народ предан будет чародеянию, то тем больше будут случаться страшилищные явления. Чем яснее, тем чаще будут раскрывать смысл гражданских узаконений, тем больше умножится число воров и разбойников. Один из мудрых сказал: "Я ничего не предпринимаю, но народ, по доброй своей воле исправляется в нравах; я живу в тиши и уединенно, но народ добровольно улучшается; я не употребляю никаких усилий, но в народе само собою возрастает богатство". Итак, если мы не будем питать в себе никакого пристрастия, то народ добровольно сделается прямодушным; если мы будем стараться об исправлении своего поведения, то и народ, подражая нам, будет добровольно исправляться в своих нравах.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XLVIII.

Истинное величие всегда старается скрывать себя под покровом смирения.

Если начальствующий в деле управления своего показывает себя как бы дремлющим, который как будто бы ничего не видит и не слышит, то подчиненные его гораздо исправнее могут вести себя в жизни; а если начальник в деле управления своего, слишком бывает разборчив и взыскателен, то подчиненные его, по большей части, выходят недостаточные служащие и непорядочные люди. Случается иногда, что из самого большого зла происходит великое добро, и наоборот, в самом большом добре часто скрываются семена великого зла. Можно ли совершенно быть уверенным, чтоб тот свободен был от всяких недостатков, кто, по-видимому, довел свои дела до высочайшей степени совершенства? Не случается ли, напротив того, видеть, что иногда и самая строгая точность заключает в себе большие недостатки, и самая высокая добродетель унижается грубым суеверием. Сколько лет прошло после того, как мрак невежества и доселе не перестает облегать сердце народа? Итак, мудрый уподобляется тому четвероугольнику, который не теряет своего вида чрез усечение у него углов и не делается от того круглым, или он уподобляется полированным камням, у которых грань по краям выдается острыми рожками, которые, однако ж, никого не бодут, не колют, и их не обсекают, дабы не обезобразить вещи, которой искусство дало свой вид и свою красоту. Так и мудрый, при всей прямоте своей, не всегда и не без разбору бывает прям, но прямоту свою употребляет благоразумно. Хотя он знаменит и славен, но блеск своей славы не выказывает наружу и величие свое скрывает под покровом смирения.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XLIX.

На каком основании утверждается закон вечной жизни?

В богопочтении и управлении народом признается самым лучшим средством умеренность; ибо одна умеренность может удержать ум человеческий от безрассудной ревности и изуверства, и только умеренный ранее других может обратиться на путь истины. Чем ранее кто обратится на путь истины, тем скорее тот может обогатиться добродетелями; обогатившийся же добродетелями не встретит для себя никакой трудности, которой бы он не мог преодолеть. А для кого не будет непреодолимой трудности, для того нельзя назначить меры, до которой может простираться успех его в добродетели. А для кого нельзя будет назначить меры успехам в добродетели, тот может получить царство. По получении царства если он будет управлять им с чувством сердоболия и горячности, то он будет жить во веки. Что и значит углубить корень в землю весьма далеко и положить прочное основание, на котором утверждается закон вечной жизни и вечного наслаждения зрением.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава L.

Государь в особенности должен стараться о благе своих подданных.

Управление великим царством подобно жаренью свежей рыбы. Если повар разведет большой огонь, или слишком много употребит времени для жаренья рыбы, то и труд свой потеряет понапрасну, и рыбу испортит; точно так если и Государь будет слишком обременять своих подданных тяжкими налогами, не соображаясь с их силами, или будет отягощать частыми работами, не давая им свободы для исправления собственных их нужд, то он не только не может благополучно царствовать, но, истощив их терпение и своим безмерием вооружив их против себя, он и сам может погибнуть и лишиться царства. Но если Государь, держась доброго порядка, подобно солнцу, будет обтекать пределы своего царства, и входить в состояние самих жителей, в таком случае и самые злые духи могут измениться, не потому, чтобы они перестали быть духами, но что не будут более вредить людям. Не довольно того, что духи не станут вредить людям, но и сам Государь, получивший верховную власть от Неба, будет царствовать не ко вреду своих подданных, а к пользе их состояния. Таким образом ни духи, ни Государь, не причиняя людям вреда, силами своими и способностями совокупно будут служить им к одному благу.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава LI.

Чем выше кто становится, тем скромнее должен себя вести.

Большие царства как средоточие, к которому малые, сопредельные им княжества стремятся, должны в отношении к ним вести себя униженно, уподобляясь тому огромному вместилищу вод, которое, принимая в себя другие реки и источники, тем не превозносится и не отягощается их собранием, но для всех свободно открывает свои недра, или уподобляясь самке, которая побеждает самца одною тихостью и робостью. Итак, тихость есть признак унижения. Если большие царства будут униженно обращаться с малыми княжествами, то могут чрез это ими возобладать; а если малые княжества будут униженно вести себя в отношении к большим царствам, то могут приобрести себе от больших царств хорошее расположение; итак, большие царства чрез унижение приобретают малые княжества, а сии чрез унижение приобретают большие, увлекая доброе их к себе расположение. Большие царства хотят приобрести малые княжества для того только, чтобы иметь возможность тем большему числу людей благодетельствовать к продовольствию их жизни, а малые княжества хотят, чтоб чрез сообщение и соединение с большими царствами, получить себе свободу служить с пользою для их подданных. Таким образом, и те, и другие из них равно достигают своих желаний посредством унижения. Отсюда само собою делается ясным сие мнение: чем выше мы становимся, тем скромнее должны себя вести.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава LII.

Закон как неоцененное сокровище заслуживает от нас всякого уважения.

Закон есть предмет, достойный всякого уважения. Он есть сокровище добрых, щит для недобрых. От него можно стяжать себе здравый смысл и силу жить честно и прилично. Может ли статься, чтоб он оставил коснеть тех людей в зле, которые потеряли к добру расположение. Для сего-то он поставил в империи монарха, дав ему в помощь трех великих советников, дабы они совокупными силами приводили дела в империи в благоустройство и судили по правде, без лицеприятия. Иметь тесную связь с сим законом гораздо важнее, чем иметь цельный кусок нефрита, жалованный от Государя и стоящий дороже, чем четверня отличных лошадей. Древние с какою целью столь высоко чтили сей закон? Они говорили: "Если кто будет искать сей закон, тот его найдет, а нашедши его, получит чрез него отпущение грехов, какие бы он ни сделал". Итак, сей закон есть такая драгоценность, с которою ничто в мире сравниться не может.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава LIII.

Примечание о. Даниила из рукописи № 1, 2 и 3: "Под именем закона у Лао-цзы во многих местах разумеется сам Бог".

Не должно легковерно приниматься за все, не сообразившись хорошо с своими силами.

Все, что ты ни делаешь, делай так, как бы ты ничего не делал, и показывай себя, как бы ты свое дело не считал и за дело. Случится ли тебе сидеть за столом и наслаждаться дорогими кушаньями, являйся тогда как будто бы ты совсем не находишь в них вкуса. Страдает ли твоя честь от кого бы то ни было, большого или малого, часто или редко, много или мало? Старайся всегда платить тому добром, а не злом, кто тебя поносит. Мысли и о легких делах как о трудных, а малые считай великими, ибо часто случается, что из легких дел рождаются большие затруднения, и ничтожные начинания влекут за собою великие последствия. По сей-то причине мудрый никогда не принимается за великие дела, почитая себя как бы неспособным к произведению великих дел. А кто легко за все принимается, тот, без сомнения, есть человек легковерный; ибо принимающий на себя много, думая о себе, что всякое поручение, какое на него возлагают, он легко может исполнить, непременно встретит множество затруднений. Напротив того, мудрый, при всяком встретившемся деле, иногда самом легком к исполнению, останавливается, как бы видел в нем для себя большое затруднение. От того-то он и не встречает ни в чем больших затруднений.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава LIV.

В произведении дел не нужно употреблять излишних усилий.

Доколе что-нибудь находится в безопасном месте, то легко сохранить в целости, а что еще не открылось, о том легко принять меры предосторожности, дабы из того не произошло чего-нибудь вредного; что не окрепло и ломко, то легко переломится, а что мелко, то легко рассыпается. Должно брать меры предосторожности прежде, нежели откроются обстоятельства, сопровождающиеся бедственными последствиями, и приводить дела в империи в порядок прежде, чем возникнут крамолы. Древо в объем толщиною вырастает из самой тонкой прожилки корня, девяти-ярусная башня начинается с убивания земли под основание, а дальнее путешествие предпринимается с одного шага, который первый ступил на землю. Кто с напряжением дела свои приводит, тот часто их портит, а кто слишком крепко что-нибудь держит в руках, тот нередко то роняет. Но мудрый, что ни делает, показывает себя, как будто бы он ничего не делал; от того-то он и не вредит своим делам, потому что, когда он держит что-нибудь в руках, показывает себя, как бы он ничего не держал, от того-то он и не может выронить того, что держит; между тем как другие вредят своим делам иногда при самом их окончании; от того, что слабо держат, что имеют в своих руках. Но кто столько же осторожен при конце своих дел, как и при самом их начале, тот никогда не может их испортить. Понимая это, мудрый ничего не ищет, к чему другие с толиким усилием стремятся, и не слишком уважает тем мнением, на снискание которого другие столько истощают трудов, не занимается тем, в чем другие полагают свои занятия (т. е. не доводит себя до тех излишеств, в которые многие впадают безрассудно), но, следуя законам природы, он не дерзает иначе действовать, как действует и сама природа, свободно и без всякого напряжения.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава LV.

Примечание о. Даниила из рукописи № 3: "В Китае вместо бута убивается земля под основание бабой".

Управление народом есть одно из самых трудных дел.

Один из древних мужей, который, располагая свою жизнь по правилам закона, руководил и народ, ему вверенный, сообразно с намерением того же закона. В этом случае он не хотел следовать общему порядку, но, вместо того, чтоб просветить свой народ, он старался содержать его в невежестве. В самом деле, управление народом сопряжено с чрезвычайными трудностями. Так как между простым народом много водится ухищрений, то управлять им посредством ухищренной тонкости небезопасно, ибо если будут управлять им посредством ухищренных распоряжений, то, вместо пользы, можно только нанести ему вред. Но если не будут управлять народом посредством ухищренных распоряжений, то легко могут привести его в благосостояние. Кто понимает сии два предмета, тот может быть принят за образец мудрого вождя народного для будущих поколений. А знать, в чем состоит сей образец, значит обладать сокровенною и высокою мудростью. Сия же сокровенная мудрость сама в себе есть крайне глубока и почти совсем недоступна понятию обыкновенных людей. Итак, если будут управлять народом по сему образцу, тогда он придет в совершенную покорность.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава LVI.

...он старался содержать его в невежестве... - Примечание о. Даниила из рукописи № 1 и № 2："Мысль неправильная. Напротив того, нужно образование, только сообразно с состоянием каждого".

Мудрый в чем полагает свое первенство пред другими?

Моря и большие реки называют царями горных источников потому, что они занимают положение на земле гораздо ниже того, какое имеют источники, которые, выходя из гор, естественно стремятся сверху на низ и впадают в моря и реки. Отсюда и стали называть их царями горных источников. Подобным образом и мудрый (Государь) желает отличаться пред людьми ничем другим, как унижением себя пред ними, хочет председать, но больше на последнем месте, чем на первом. Он, как Государь, хотя иногда и восседит на самом высоком месте, но народ тем не скучает; хотя и превосходит честью всех, но он не заграждает тем доступ к себе для народа, от того народ и не терпит от него никакого вреда, но, напротив того, всякий из подданных империи за удовольствие себе считает величать его своим царем и не ставит того себе в тягость. Как он ни с кем не ходит в спор, так и с ним никто не имеет спора.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава LVII.

Милосердие, бережливость, неискательностъ первенства - сии три добродетели для человека составляют единственное сокровище.

Всякой из нас сам о себе говорит, что его правила жизни велики; напротив того, в них не видно никакой великости, потому больше, что они ему самому кажутся только великими. Если бы они подлинно были велики, то никогда бы он не стал их называть великими. Но есть три драгоценные правила, которые мне известны и которые каждый из нас должен сохранять, как сокровище: 1) состоит в милосердии, 2) в бережливости, 3) в не-искательности первенства. Кто милосерд, тот может быть мужественным; кто бережлив, тот может сделаться богатым; кто не ищет преимуществовать пред другими, тот может приготовить из себя такое орудие, которое с пользою может быть употреблено к управлению другими. Теперь если кто, оставив милосердие, будет думать о себе, что он мужествен; пренебрегши бережливостью, будет воображать, что он может сделаться богатым; позабыв считать себя ниже всех, будет мечтать о себе, что он имеет преимущество пред другими, тот наверно погубит себя. Идет ли страшная рать врагов, с которою муж милосердный должен сразиться? Он непременно победит своих врагов. Велит ли долг соблюдать добродетель? Он соблюдает ее постоянно. Неудачу ли какую он терпит? Само Небо защитит его своим покровительством и подаст ему спасение от напасти.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава LVIII.

Уметь скрывать свои совершенства под покровом смирения есть черта добродетелей древних уподобляющих человека Небу.

Кто не старается представлять из себя вид военного мужа, тот поистине достоин имени хорошего воина; а кто не воспламеняется гневом, тот обладает искусством военным; кто смотрит на свою победу с таким равнодушием, как будто бы она совсем ему не принадлежала, тот пользуется искусством побеждать врагов; а кто ставит себя ниже всех, тот имеет дар распоряжаться людьми. В сем состоит то совершенство, которое не терпит заводить споры! В сем заключается тот дар распорядительности, посредством которого наблюдается порядок в людях! Сие-то значит уподобляться Небу и показывать черту добродетелей древних великих мужей.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава LIX.

Из двух соперников одерживает победу тот, кто имеет сострадание к человечеству.

Один из древних военачальников говаривал: "Я никак не хочу сам начинать войну, а кто начнет, я всегда готов защищаться; я скорее соглашусь отступить назад на аршин земли, чем подвинуться вперед на один вершок". Из сих слов видно, что мудрый и благоразумный муж всегда уклоняется самонадеянности. Он, хотя бы имел в своем распоряжении тысячи полков отборного и хорошо обученного войска, однако ж ведет себя так, как будто бы не было у него ни одной шеренги в распоряжении. Случается ли ему засучить рукава и выходить на единоборство? Он приступает к сему с таким равнодушием, как будто бы у него и рукавов не было на платье. Выходит ли когда против неприятеля? Он выходит всегда с таким спокойствием духа, как будто бы впереди его не было никакого неприятеля. Крепко ли держит в руках оружие? Он не чувствует в себе, что он держит его крепко. Нет ничего опаснее, как презирать неприятеля, даже самого неопытного в военном деле и бессильного. Если кто презирает неприятеля, тот, конечно, потерял из виду те три драгоценные правила, коими я всякому руководствоваться советую. Наперед можно отгадать, что из тех, которые подняли оружие на поражение один другого, наверно тот одержит победу, кто имеет сострадание к подобным себе и щадит проливать кровь человеческую.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава LX.

Признание в своих недостатках освобождает человека от недостатков, а смирение есть главное занятие мудрого.

Слова мои сколь ни удобны к разумению, и сколь ни легки к выполнению, однако ж есть люди, для которых они кажутся непонятными и невыполнимыми. Так кажутся они для тех, которые развлечены своими страстями. Напротив того, в словах моих есть свое основание, а в делах главный предмет - царь, которому мы все обязаны служить. Разве один только несмысленный может не понимать их. Но если, в самом деле, редкие могут понимать меня, то разве только потому, что я сам, как какая-нибудь редкость в мире, стоящая дорогой цены. Да и мудрый, прикрытый убогим платьем, по наружности своей, не представляет ничего завидного. Но если рассмотреть внутреннее его достоинство, то в сердце его можно найти множество отличных совершенств, которые, подобно драгоценным камням, могут только ценить одни знатоки и знать их доброту; а невежды, как слепые, не могут ни доброты их видеть, ни цены назначить, какой они стоят.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава LXI.

Много знать и считать себя малознающим есть высшая степень мудрости, а ничего не знать, но считать себя много знающим, это показывает большой недостаток человека. Признающийся же в своих недостатках, может только освободиться от недостатков. Мудрый от того не имеет в себе недостатков, что, признаваясь в своих недостатках, он освобождается от всех недостатков, какие имел в себе прежде.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Данный перевод в рукописи о. Даниила является частью главы LXI. Выделено в качестве перевода Главы LXXI составителем данного издания А. М. Куликовым.

Когда люди перестанут бояться наказаний, тогда большие наказания их постигают. Не должно скучать ни теснотой жилища, ни скудостью состояния. Кто сим не скучает, тем никто скучать не может. Мудрый, зная, на какой степени совершенства стоит он, не выказывает, однако ж, внутренних своих совершенств, о которых он один знает. Хотя услаждается самим собою, когда обращает око на внутренние свои достоинства, но не слишком много занимается собою, но тотчас опять повергается в глубину своего самоуничижения. Итак, отвергая первое (т. е. скуку на свое низкое и бедное состояние) он всегда избирает последнее (т. е. глубокое смирение и самоуничижение).

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Данный перевод в рукописи о. Даниила является частью главы LXI. Выделено в качестве перевода Главы LXXII составителем данного издания А. М. Куликовым.

От правосудия небесного никто избежать не может.

Если кто слишком напряжен к дерзости, тот скоро может подвергнуться смерти, а если кто слишком усиливается во всем и везде показывает несмелость, тот, без сомнения, может сохранить свою жизнь; сии два предмета, т. е.: польза, какая происходит от сохранения жизни посредством несмелости, и вред, какой претерпевают от дерзости, равно бывают Небом ненавидимые. Кто знает сему причину? Даже и мудрый в отыскании сей причины приходит в затруднение. Но Небо, следуя своему закону, хотя ни с кем не входит в спор, всегда, однако ж, может побеждать людей. Не объясняясь с ними на словах, Оно внятно и без того может отвечать им; хотя никого из них не ищет, не призывает к себе, но, кому нужно прийти, тот и сам придет. Небо милостиво и медленно на гнев, однако ж Оно с великою расчетливостью определяет дни на исправление каждого. Небесное провидение подобно редкому неводу, который хотя многие имеет и большие скважины, однако ж никто сквозь их проскользнуть не может.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава LXII.

Несведущие в деле правосудия судьи больше вредны, нежели полезны.

Возможно ли заставить народ бояться смертной казни, когда он не боится смерти? Если и угрожают людям смертною казнью, то и тогда многие из них не перестают творить вредные чародеяния к обольщению и возмущению простой черни. В таком случае что должно делать? Немедленно должно таких чародеев ловить и предавать смертной казни. После сего осмелится ли кто-нибудь из них творить чародеяния? Содержащий во власти своей жизнь и смерть часто предает смертной казни преступников без малейшего уклонения от справедливости, но земные блюстители правды, получившие от Верховного судии власть жизни и смерти, иногда предают виновных смертной казни с таким искусством, что действия их более походят на действия того человека, который, совсем не учившись разному художеству и став на место знающего художника, стал бы вырезывать на дереве; можно ли думать, чтобы такой резчик, который, вместо искусного в сем деле художника, берется вырезывать дерево, не повредил у себе рук и не испортил самого дела?

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава LXIII.

Малоуважающий своею жизнью превосходнее того, кто слишком к ней привязан.

Что народ часто терпит голод, это не от другого чего происходит, как что занимающие высшие степени достоинств крайне обременяют его своим лихоимством, от того-то он часто и терпит голод. А что трудно управлять народом, сие происходит от того, что высшие начальники в управлении им употребляют излишнюю деятельность, от того-то и происходит трудность в управлении. Что ж касается до того, что народ не слишком много дорожит своею жизнью, сему причина состоит в том, что высшие правители в государстве крайне преданы роскоши и сластолюбию и живут так пышно насчет лихоимства и поборов с простой черни, от того-то простая чернь и не слишком много дорожит своей жизнью. Из сего следует, что, кто мало уважает своею жизнью, тот превосходнее того, кто почитает ее за драгоценность.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава LXIV.

Излишняя крепость унижается, а покорность возвышается.

Человек доколе жив, тогда тело его бывает мягко, а когда умирает, тогда тело его получает отверделость. То же случается и с растениями. Доколе в них держится жизнь, они бывают мягки и хрупки, а коль скоро засыхают, тогда в них появляется жесткость. Итак, креплость и жесткость есть признак смерти, а нежность и мягкость составляют принадлежность жизни. Если воин слишком будет крепок телесными силами, то он не может победить своего врага; подобно как и дерево, если придет в окреплость и вырастет в охват толщиною, падает от секиры земледельца. Этот урок научает нас, что излишняя крепость унижается, а гибкость и покорность возвышаются .

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава LXV.

Умеренность и скромность бывают причиною счастья, а гордость и тщеславие подвергают людей многим бедам.

Закон Неба в некотором отношении уподобляется натягиванию лука. Как стрелок, когда хочет натянуть лук и привести его в равновесие, дабы направить стрелу прямо против меты, в которую он должен бросить стрелу, то понижает лук, если он слишком высоко поднят, то возвышает, когда он сверх меры опущен на низ, так и Небо поступает в отношении к людям. Оно всегда смиряет тех, которые сами себя возвышают, а тех, которые унижают самих себя, возвышает; оно отнимает имущество у тех, которые в нем имеют избыток, и отдает его бедным, которые терпят нужду. Небо, следуя своему божественному закону, поступает так, что отделяет часть от избытков богатого и отдает ее убогим, дабы восполнить их недостаток; а люди, руководствуясь законом человеческим, располагают своими действиями совсем иначе, нежели как Небо поступает по своему закону. Они отнимают у бедных и последнее их достояние, и отдают его тем, которые ни в чем не имеют недостатка. Кто же может произвести, чтобы в империи во всем было изобилие? Тот может сие произвести, кто в своих действиях сообразуется с законом Неба. Приближаясь к сей цели Неба, мудрый хотя беспрестанно занимается делами, но никогда на свои силы не полагается. Оказал ли какие-нибудь важные услуги? Он свободен от гордости. А такое благородство души от чего в нем происходит? От того, что он всеми мерами остерегается блистать пустым видом знаменитого мужа, но, будучи на самом деле знаменитым подвижником, он старается сохранять умеренность и скромность

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава LXVI.

Терпение поношений приобретает великие блага.

Нет ничего в свете мягче, как вода; несмотря на то, она и самые твердые тела сокрушает. Ничто не может про­тивиться ее силе. Нельзя найти ни одной вещи, столь упорной и неутомимой, которая бы могла равняться с силою воды и с тою упорностью, с какой она одолевает предметы, ей встречающиеся. Все знают, что слабое одолевает крепкое и мягкое сокрушает твердое, но нет ни одного, кто бы мог в своих поступках сообразоваться своим указанием опыта. Один из мудрых сказал: "Кто добровольно принимает от других поношения, тот может назваться великим жрецом при жертвоприношении Небу и земле; а кто случающиеся в государстве бедствия признает за наказания, посылаемые в возмездие за его проступки, тот может почесться обладателем империи". Сие изречение мудрого хотя в себе содержит самую неоспоримую истину, однако ж оно в глазах мира кажется, как бы несогласным с здравым смыслом.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава VIII.

Примечания переводчика из издания Ивана Замотайло:

...с какой она одолевает предметы, ей встречающиеся... - "Лао-цзы чрез это подобие показывает, что и люди, если бы даже употребляли усилие такое, какое оказывает вода встречающимся ей предметам, то никакая скала не могла бы устоять от слабого, но постоянного к ней прикосновения".

Небо являет благоволение благочестивым, а нечестивым не дает ни в чем успеха.

Кто с напряжением силится утишить разные в народе волнения, тот непременно возбудит в нем еще большие волнения. Ибо может ли такой человек сделать какое-нибудь добро народу? Напротив того, мудрый всегда держит у себя левую часть жеребья на заключенный им контракт и не беспокоит своего должника никакими притязаниями дотоле, пока не кончится срок, назначенный по контракту. Таким образом добродетельный муж имеет только наблюдение за своею частью контракта, а недобродетельный, оставив попечение о самом себе, суетится о том, нельзя ли как-нибудь в империи водворить всеобщий мир и согласие. Но Небо беспристрастно, Оно всегда изъявляет свое благословение одним благочестивым, а нечестивым не дает ни в чем успеха.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава LXVIII.

Примечания переводчика из издания Ивана Замотайло и рукописей № 1 и № 2:

...часть жеребья на заключенный им контракт... - "В старину при заключении контракта жеребья делали из дощечки с надписью на ней слов. Эту дощечку раскалывали на две половинки, левую половинку брал заимодавец или владелец какого-нибудь имения, а правую половинку хранил у себя должник или содержатель земли и т. п. Когда наступало время к отдаче долга или взноса денег за содержание чужого достояния, тогда сии половинки складывали вместе. Если они приходились между собою верно, это служило доказательством подлинности жеребья, что делали в избежание подлога".

...водворить всеобщий мир и согласие... - "Сие место по силе другого значения слова "чэ" [徹] : десятая часть оброка с земли, можно перевести и так: "А недобродетельный заботится только о том, как бы скорее взыскать подать хлебом, вносимую с десятой части земли в казну". От того-то и происходят в народе разные волнения. Это место таким образом изъясняется по толкованию ученых китайцев. Мне же кажется, что Лао-цзы в этой главе рассуждает о разных распрях, бывших при сборе податей, состоявших в хлебе, а поэтому он и употребляет слово "чэ", что не только значит произвести всеобщий мир, но по тогдашнему времени означало десятину оброка, собираемого в казну со всякого дома, и состоявшего в хлебе".

Простота нравов водворяет в обществе человеческом тишину и порядок.

Если бы и невеликое княжество и жителями скудное могло успеть в том, чтобы котлы чугунные, которые на десять и на сто человек выдаются для приготовления в них пищи во время военных походов, не имели своего употребления; если бы оно могло заставить народ уважать своим местом жительства, не попуская ему бродить с одного места на другое, то сколько бы ни было у него военных судов и колесниц, но никого бы из жителей не нашлось, кто бы на них мог садиться, и сколько бы ни значительно было у него число военных орудий, но для них не нашли бы тогда места, где бы можно было расставлять их; если бы оно могло ввести в употребление узловязание, как водилось в старину, и отменить нынешнее обыкновение письменности, и побудить народ, чтоб он находил приятность в своей пище, красоту в своей одежде, покой в своем жилище, удовольствие в своих обыкновениях, тогда соседние царства, обратив на него внимание, непременно и сами стали бы с тем порядком сообразовываться. А если бы народонаселение в каком-нибудь княжестве так было велико, что из одной деревни в другой можно было слышать пение петуха и лай собаки, то при подобном порядке дел народ до са­мой смерти, никогда не стал бы заводить между собой ни сообщений бесполезных, ни связей преступных.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава LXIX.

Благотворительность есть отличительное свойство мудрого.

Истина не любит облекаться великолепным слогом речи, а витийственной речью обыкновенно прикрывает себя ложь・ Кто искренно добр, тот не требует, чтобы в защищение его высокое красноречие прославляло до­броту души его; ибо кто требует, чтоб витийственная речь величала его добродетель, тот не может считаться истинно добрым, как, напротив того, кто многими обо­гащен познаниями, тот всегда показывает себя малосве­дущим, а кто выдает себя за многосведущего, тот ничего не знает. Мудрый ничего для себя не собирает на земле, а если он и собирает что-нибудь на земле, но ничего у себя не оставляет, а истощает все на неимущих, от того- то он больше собирает, чем истощает, больше богатеет, чем расточает. Небо, следуя своему закону, преимуще­ственно стремится к тому, чтоб благодетельствовать тварям и удалять от них все, что им может причинить вред: так точно и свойство мудрого преимущественно отличается тем, чтоб творить всякому добро, никого не огорчать ни спором о первенстве, ни превозношением своими совершенствами, но всем уступать, всем поко­ряться; и, если честь его страждет, стараться побеждать зло не мщением, а терпением.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава LXX.

Примечания переводчика из издания Ивана Замотайло:

"Эта последняя глава заключает в себе как бы сущность или сокращение всего учения столь знаменитого мужа, каков Лао-цзы. Жаль только, что не все из китайцев понимают его и больше всего потому, что некоторые из них толкуют его не так, как следует, будучи привязаны больше к букве, нежели к духу этого писателя. К моему счастью, мне попалось сочинение этого наставника с новым толкова­нием на оригинальные тексты, истолкователь которых был настолько умен, что не последовал примеру большинства толковников Лао-цзы, но держался истины и никогда не выпускал из виду намерения, к которому направляет автор свою мысль, не оставляя при том и точного и буквального изъяснения; поэтому и мой перевод, хотя далеко не изящен, однако-же довольно близок не к букве, но к духу этого древнего китайского философа. 1828 г. декабря 19 дня окончен этот перевод иеромонахом Даниилом"