Люди высоких совершенств скромны.

Все, что возвращается к своему началу, называется движением закона, а все, что является на свет, как в самой цветущей юности, так и во все продолжение крепости сил и совершенной зрелости до самой старости, бывает предметом действия закона. Все вещи, какие находятся во вселенной, происходят из сущего, а сущее происходит от несущего.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXXVI.

Муж с образованием высшим как скоро услышит повеления закона, тотчас старается их выполнить на деле; а муж с средним образованием после того, как услышит повеления закона, временем пребывает в нем твердо, а временем слышанное им совсем пропадает в его сердце; с низшим же образованием муж, если услышит повеления закона, то поднимает громкий смех. Впрочем, если бы такого рода люди не отличали достоинства закона громким смехом, то он не заслуживал бы и имени закона. Один из древних мужей сказал: "Кто ясно понимает закон, тот кажется, как будто бы он совсем не понимал его, - а кто многих опередил своими успехами в законе, тот кажется, как будто бы далеко отстал от других назади". Кто от действия закона сделался скромным и умеренным, тот обыкновенно представляется таким человеком, который едва умеет отличать один предмет от другого. Великая добродетель подобна глубокой пропасти, которая все в себя вмещает, но ничем сама не наполняется; а великая чистота представляет себя в таком виде, как будто бы она чем-то была замарана. Избыток добродетели познается из того, когда человек мыслит, что ему многого не достает к совершенству; равно как и твердость добродетели усматривается наиболее из того, когда человек почитает себя слабым. Истинно постоянный характер извне является переменчивым, дабы внутри тем сильнее утвердиться. Великий четвероугольник кажется, как будто бы у него совсем не было углов (т. е.: нельзя видеть углов по причине огромной его величины), а великий сосуд не скоро достигает своего совершенства; звук, раздающийся вдали, сколь бы он силен ни был, всегда сопровождается слабым отголоском. Величественного размера образ кажется, как будто бы он не имеет очертания (т. е. нельзя видеть очертания по причине чрезмерной величины образа). Так и сокровенный закон не имеет у себя определенного имени; несмотря на то он не только может обогащать всех земнородных своими сокровищами, но и приводить их самих в совершенство.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Данный перевод в рукописи о. Даниила является частью главы XXXVI. Выделено в качестве перевода Главы XXIV составителем данного издания А. М. Куликовым.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXXVI.

Происхождение мира. Смирение, как прямое совершенство человека, есть цель закона.

Закон есть начало единицы, из единицы произошло число двойственное, из двойственного же числа произошло число тройственное. Сия-то тройственность произвела наконец все твари. Нет твари, которая бы не содержала в себе первоначальных оснований, так называемых инь-янь, от которых последовало бытие тварей и зависит их продолжение; а чистый воздух содержит в себе такое начало, посредством которого все в природе приходит в согласие. Люди ничем так сильно не гнушаются, как именами "беспомощный", "скудный", "неспособный", но цари и князья обратили сии имена себе в почетные титла. Если кто не будет стыдиться унижением своей чести, тот может возвысить свою честь; а кто будет возвышать свою честь, тот принужден будет подвергнуть честь свою унижению. Я предлагаю не новое учение, а то же, чему учили и прежде. Ибо те люди, которые слишком много мужаются и крайне много доверяют крепости своих сил телесных, редко могут кончить жизнь обыкновенною смертью. В этом случае я принимаю на себя имя попечительного учителя, и хочу предлагать мои наставления с отеческою заботливостью.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXXVII.

Сущность естественного закона.

Никто не может столь живо представить черты великой добродетели, кроме того, кто повинуется воли закона. А сей закон ничто иное есть, как некое неясное и нераздельное умопредставление. Несмотря на то, что он есть умопредставление не ясное и не раздельное, однако ж он имеет в себе некоторое очертание; хотя, говорю, он есть не ясное и нераздельное умопредставление, однако ж он не есть какая-нибудь пустота, но нечто в себе содержит. Сколько он в существе своем ни глубок и ни непроницаем, но внутренность его наполнена каким-то светом. Сей свет есть крайне ясен, в нем господствует вера. Наемная с самых древних лет и доселе, сие имя (т. е. вера или свет) осталось неизгладимым. Оно передаваемо было векам разными благочестивыми мужами. Но я откуда получил сведение, что сие имя передаваемо было векам разными благочестивыми мужами? Не с другой стороны я получил о том сведение, как из того же самого закона.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XIX.

Смирение есть начало высоты внутренней и внешней.

Что недостаточно, то может иногда быть принято за совершенство; что криво, то признается иногда за пря­моту, а что низко, то почитается высоким, как и ветхое берется иногда за новое, малозначащее за пригодное, а многозначительное за нестоящее ничего и отверженное. Мудрый же, имея сие одно в виду, служит образцом для всей империи. Не дерзая считать себя прозорливым и дальновидным, он не менее от того бывает дальновиден, не менее проницателен; не присваивая себе права на непогрешительность, он от того и приобретает себе славу; почитая за стыд тщеславиться своими совершенствами, он от того и может пользоваться плодами своих заслуг. Он тем более возносится наверх величия, чем менее превозносится своими добродетелями. Как сам он ни с кем не входит в ссоры или состязания, так и другие не заводят с ним ссор и состязаний. Изречение часто повторяемое древними: @Что не достаточно, то может иногда принято быть за совершенством, ужели заключает в себе один пустой звук слов? Напротив того, все, что сохранило свою целостность, свое совершенство, в том виде оно и возвратится к своему началу.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XX.

Добродетель ко всем питает искреннюю любовь. Гор­дость ни в чем не имеет успеха и всеми презирается.

Один малоречивый действует свободно и постоянно. От кого это происходит, что и буря, вдруг поднявшаяся, не во все утро свирепствует, и сильный дождь, внезапно пролившийся, не целый день продолжается? Небо и Земля это производят. Если Небо и Земля не могут так много продолжать насильственных действий, не более ли требуется от человека, чтоб он не усиливался продолжать подобных действий, но старался бы прекращать свое многоречие и вспыльчивость. Если прилепляющийся к правилам добродетели сам найдет другого, занимающегося теми же правилами добродетели, то принимает участие в его занятии не менее, как и в своем; а если он встретит благочестивого мужа, то берет такое же участие в его благочестии, какое он имеет в своем. Подобное участие берет он и в потере другого, если увидит, что он лишился какой-нибудь собственно¬сти, ибо он не иначе смотрит на собственного другого, как и на собственность свою. Принимает же равное участие в занятии другого правилами добродетели, как и в своем, значит, находит удовольствие в том, что другой приобретает познание в правилах добродетели; а брать равное участие в благочестии другого, значит находить удовольствие в оном и стараться споспешествовать ему к достижению совершенства в делах благочестия. Брать же равное участие в потери собственного другого, как и в потери своей, значит доброжелательствовать, чтоб другой имел удовольствие найти свою потерю. Если кто таким образом поступать будет, тот во всех своих словах будет иметь вес, и всякой к ним будет оказывать доверенность; а кто сам в себе не будет иметь достаточной верности, к тому и другие не будут оказывать доверия.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXI.

Приподнявшийся на ногах не может долго стоять, а расширяющий свои шаги не может далеко продолжать путь: так и тот, кто много мечтает о своей дальновидности, не может довольно быть умен. Никогда не может прийти в известность, с каким бы кто жаром ни защищал свои мнения, и оказать знаменитых заслуг, кто превозносится своими добродетелями; подобно как никогда не может быть совершенным, кто гордится своими способностями; это походит на остатки недоеденной пищи или подобно течению сукровицы из гнилых струпьев, на что никто не может смотреть без омерзения. Итак, кто сообразуется с законом любомудрия и идет по пути добродетели, тот никогда не обращается к таким поступкам, к которым все имеют отвращение.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Данный перевод в рукописи о. Даниила является частью главы XXIII. Выделено в качестве перевода Главы XXIV составителем данного издания А. М. Куликовым.

Бескорыстие мудрого.

Кто желает получить в свое владение Империю, чтоб управлять ею, тот, по-моему мнению, никогда не может обуздать себя в сей предприимчивости, того не зная, что Империя есть столь страшная громада, что одними силами человеческими нельзя её приводить в благоустройство. Ослепленный умом мечтатель, если бы и получил Империю в свое управление, то он не столько бы стал благоустроить ее, сколько разрушать. Хотя бы и довелось ему держать кормило правления, но он рано или поздно упустил бы его из своих рук. Подобными примерами наполнен целый свет. Кто хотел всех опередить, тот остался назади всех; а кто мечтал о себе, что согревает других, тот, напротив того, только охлаждал их, а не согревал; иной покушался победить всех, но вместо того сам попался в плен, другой воображал войти в дом соседа чтобы расхитить его именье и ускакать с возом своей добычи, но случилось иначе, нежели как он воображал: он принужден был сложить с своего воза и то, что и ему принадлежало. В избежание сего мудрый не вдается ни в какое излишество, удаляется роскоши и высокомерия.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXVI.

Закон есть осуществление Творческой силы.

До происхождения неба и земли существовало нечто такое, что в совокупности составляло одно; оно есть такое существо, которое ни гласа не имеет, чтоб можно было его слышать, ни видом облечено, чтоб можно было его видеть. Оно есть существо самостоятельное, не изменяемое, вседействующее и ни от чего не утомляющееся, и почитается матерью, от которой произошла вселенная. Я не могу найти приличного имени для названия сего существа: и просто величаю его законом, против воли моей именую его великим. Все же, что имеет в себе величину, я называю переходящим с одного места на другое; а что переходит с одного места на другое, я именую идущим вдаль; что же идет вдаль, то можно назвать возвратным. Итак, во вселенной к четырем предметам можно придать имя великого: закон велик, небо велико, земля велика и царь велик. Человек по устройству своей природы, последует земле, земля последует небу, а небо последует закону; закон же сам последует самобытности.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXII.

Достоинство и обязанности царя.

Все, что заключает в себе тяжесть, составляет основание, на котором должно поддерживаться все легковесное. Царь есть образ тишины, который должен приводить в порядок все, что не устроено. Мудрый (Государь), совершая путь, в продолжение целого дня ни на минуту не должен отлучаться от своей повозки (т. е. ни на минуту не должен сводить глаз с самого себя). На сем пути хотя бы случилось ему встретить самое занимательное зрелище, но он и тогда должен сохранить равнодушие, отнюдь не позволяя себе обращаться к сему с чувством слепой привязанности. Теперь же возможно ли, чтобы повелитель великого царства, которое в состоянии содержать десять тысяч военных колесниц на случай брани, почитал управление Империей столь же маловажным делом, как он считает маловажным и вести себя легковерно? Если что само в себе заключает тяжесть, сделается легким, то тяжесть, которая долженствовала бы служить основанием для всего легкого, пропадает; равным образом если и неустройство возмутит тишину, то Царь, который должен бы был приводить в порядок всякое неустройство, теряет свою силу.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXIII.

Ничего не должно делать из тщеславия.

Добродетели мудрого столь сокровенны, что нельзя найти и следов, которые бы можно было видеть, его наставления столь прекрасны, что нельзя в них заметить никакого порока, достойного укоризны, предначертания его столь дальновидны, что не имеют нужды ни в поправке, ни в перемене расположения. Посему он столь хорошо умеет запирать двери своего сердца, сего тайного хранилища духовных сокровищ, что, и не задвигая их толстыми запорами, никто не может отворить в них ход, и столь редким обладает даром соединять других взаимною любовью и согласием, что не нужно для него верви; он и без нее столь крепко связывает, что никто не может разрешить того, что он связал. Как мудрый пользуется особенною способностью направлять других на путь спасения, то для него нет никого, кто бы заслуживал отвержение за свою худость. Сего не довольно: он и к самым неодушевленным тварям питает чувство горячности, и их старается сохранить жизнь и пользу, для него нет твари, которую бы подлежало пройти без внимания, как ни к чему негодную. Сие-то значит распространять на других свет своего разума. Итак, добродетельный муж есть учитель того, кто не имеет в себе добродетелей; а кто не имеет в себе добродетелей, тот для добродетельного представляет из себя одно брение, из которого он должен вырабатывать сосуды в том или другом виде на то или другое употребление. Несмотря на то добродетельный муж не слишком много уважает званием своего учительства, и не слишком много занимается своим брением. Напротив же того, если кто слишком много уважает званием своего учительства или слишком много занимается своим брением, а мало или совсем ничего не заботится о исправлении своей жизни, тот, хотя бы обогащен был великими познаниями и обладал отменным даром образовать других, при всем том он сам всегда остается великим невеждой, который ничего не смыслит; в сем-то состоит тайна, которую всякому необходимо проразумевать!

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXIV.

Примечание о. Даниила из рукописи № 2 и № 3: "Из сей главы видеть можно, что у Лао-цзы часто повторяемые выражения у-вэй [無為] ,сюй [虛] или кун-сюй [空虛], ци-шень (в данном случае найти иероглифы не удалось - А.К.), ци-чжи [棄智]，ци-и [棄義], ци-жень [棄人] и проч. не то значат, чтобы в самом деле не должно было ничего делать (у-вэй), но что не должно казаться многодеятельным; подобно как и выражение ци-жэнь не показывает, того, чтобы нужно было бросить человеколюбие, но то, что не должно творить сию добродетель напоказ другим. Иначе он стал бы сам себе противоречить, когда в других местах сего сочинения, он ставит человеколюбие за основание всех добродетелей".

Величие духа мудрого.

Мудрый хотя ясно понимает, в чем состоит крепость сил телесных, однако ж он не последует ея действию, а держится кротости духа, и всему покоряется. Он уподобляется большой реке в мире, которая все в себя вмещает и все поднимает. Как он уподобляется большой реке, какая только может быть во вселенной, то непреложные добродетели никогда от него неразлучны, по которым он снова приходит в состояние младенчества. Хотя он имеет ясное понятие о красоте белого цвета, но он более любит черный цвет, нежели белый. И сию-то скромностью подает образец империи. Как он подает образец империи, то непреложные добродетели у него свободны от всякой укоризны, чрез них он снова возвращается к бесконечному. Он также хорошо знает, что такое есть и слава сего мира, однако ж не гоняется за нею, а лучше избирает жить в бесчестии, но с сохранением чистоты нравов, чем в славе, но с потерею добродетели. Он походит на неизмеримую пропасть, которая все в себя поглощает, и ничем не наполняется. А как он походит на неизмеримую пропасть, и непреложные добродетели скрываются в нем в полном их пространстве, то он опять превращается как бы в необделанную, грубую глыбу. Если сия глыба по какому-нибудь случаю будет раздроблена на части, то из нее выходят уже мелкие сосуды. Если мудрый (Государь) захочет дать им какое-нибудь употребление, то из них делаются иные управителями, а другие старшинами. Но вещи по природе величественного образования не раздробляются на мелкие части.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXV.

Примечание переводчика из издания Ивана Замотайло: "В этой главе Лао-цзы нападает на тех завоевателей (конфуцианцев?), каких, по-видимому, было очень много в его время жизни, но и теперь так же не мало, ибо человек, не признающий бытия Божия, думает собственными своими силами поступать в делах мира так, как искусный художник обрабатывает глину и дает ей форму, какую он хочет, что только единому Богу свойственно".

Война есть зло, если предпринимается без особенной нужды.

Кто, следуя законам здравого разума, вспомоществует земному царю, тот никогда не согласится опустошать вселенную огнем и мечом, будучи уверен, что в возмездие за такое злодеяние постигает бедствия. Из опыта известно, что следы опустошения всегда обнаруживаются там, где войско располагалось жить в лагерях; ибо на том месте, где расставляемы были лагеря, никогда не родится хорошая трава, но растет одно терние и волчец; а после тяжкой войны, по большой части, последовал неурожай в хлебе. Но муж, одаренный решительным умом, только может хорошо вести войну. Он никогда не позволит себе употреблять на войне насильственных мер. Не смотря на то, что он одарен решительным умом, он, однако ж, не превозносится ни своею силою, ни заслугами. С успехом ли кончит войну? Он скромно себя ведет, отражая всякую мысль, надмевающую его сердце. Вообще он показывает решительность только в случае крайней нужды, а такая решительность может ли уклоняться к насилию и жестокости? Если кто едва достиг зрелого возраста, и уже покрывается сединами старости, тот своею преждевременною старостью свидетельствует, что он, вероятно, провождал жизнь распутную; а кто распутно живет, тот ранее обыкновенного и умирает.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXVII.

Война ничего не предвещает доброго, а кто почитает войну делом добрым, того все ненавидят: ибо всякий, кто руководствуется здравым разумом, тот, без важной причины, никогда войны не начнет. Мудрый в обыкновенное время жизни считает высоким местом то, которое находится на левой стороне, а во время войны занимает место на правой стороне, для него кажется честным. Итак, война не предвещает ничего доброго, потому что она заключает в себе несообразность с расположениями мудрого. Мудрый хотя и поднимает когда-нибудь оружие, то не иначе, как в случае крайней нужды, не теряя, впрочем, и здесь спокойствия душевного, которое он почитает драгоценнее всех сокровищ. Если случится одержать ему победу над врагами, то он не превозносится своими доблестями, ибо кто превозносится своими доблестями, тот доказывает, что он находит удовольствие в пролитии человеческой крови. А всякий, кто находит удовольствие в пролитии человеческой крови, никогда не может достигнуть цели своих желаний. При благоприятных обстоятельствах обыкновенно левое место считается высшим, а при смутных обстоятельствах, высшим местом бывает правая сторона. Во время войны левое место занимает дивизионный генерал, а правое - главный военачальник. В самом начале, как военный совет соберется для рассуждения о начатии военных действий, дела принимают вид обрядов погребальных. А по окончании войны, когда множество людей погибнет на поле битвы, тогда домашние, не видя возвращения кровных, поднимают горький плач. Иногда случается видеть, что здесь торжествуют победу над врагами, а там рыдают по убиенным, совершая обряды погребальные.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Данный перевод в рукописи о. Даниила является частью главы XXVII. Выделено в качестве перевода Главы XXXI составителем данного издания А. М. Куликовым.

Закон есть предел человеческого совершенства.

Закон вечно существует, никогда не изменяется. А как он пребывает неизменным в своем существе, то и в имени его не происходит никакой перемены. Всякая вещь, как бы она ни была мала, доколе не получит определенной обработки от художника, люди не могут обращать ее ни на какое употребление. Если цари и князи будут поступать сообразно с сим законом, неизменным в существе своем, то все твари добровольно придут в послушание им. Тогда небо и земля, пришедши во взаимное согласие, источать будут животворную росу. Хотя никто из людей не имеет власти повелевать небом и землею и приводить их во взаимное согласие, однако ж они сами собою придут тогда в согласие: такой вид принимают дела во время мудрого правления Государей. Тогда хотя бы не было никого, кто бы внушал людям, чтоб они сохраняли между собою согласие, однако ж и без того они, по доброй воле, будут иметь между собою мир. Всякая вещь не прежде может получить себе имя, как она выйдет из рук художника, давшего ей тот или другой вид сосуда. После того, как она получит себе приличное имя, со стороны художника требуется знать предел, где должна прекратиться обработка сей вещи; иначе если он не знает сего предела, где должна прекратиться его обработка, то он легко может впасть в крайность, которой обыкновенно подвержены бывают те из неопытных художников, которые, излишнюю употребляя обработку над сосудом, приводят его в такую тонкость, что он, будучи не в силах выдержать дальнейшего над собой давления, распадается и делается ни к чему годным. Закон уподобляется художнику, а люди сего мира подобны рекам и источникам. Как реки и источники имеют пределом своего течения другие большие реки и моря, куда они впадают, так и люди в продолжение своей жизни должны стремиться к сему закону как к главному предмету их совершенства.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXVIII.

Сохраняющий в целости свою природу и по смерти не погибает.

Кто умеет рассматривать людей, того почитают опытным, а кто умеет рассматривать самого себя, тот считается благоразумным. Кто побеждает других, тот имеет крепость телесную, а кто побеждает самого себя, тот обладает мужеством духовным; кто умеет быть довольным, тот только может быть богатым, а кто употребляет усилия на приобретение богатства и ничем не довольствуется, тот считается человеком расчетливым. Кто не погубляет в себе главнейших совершенств, какими наделяет человека природа, тот и по смерти не погибнет.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXIX.

Мудрый в смирении поставляет свое величие.

Великий закон так обширен, что, куда бы мы ни обратили свой взор, везде можем видеть следы его действий. В природе что ни существует, все получило начало от сего великого закона, о чем свидетельствует и он сам и от свидетельства своего отречься не может. Несмотря на то, что все приведено в бытие силою сего закона, он, однако ж, не выказывает себя за виновника бытия тварей; украшает всю природу, но не считает себя владыкою её. Не имея ни к чему пристрастия, он не поставляет для себя низким принять имя смиренное. Поелику он есть конец, к которому все твари должны стремиться, как к своему началу и виновнику бытия их, и служить ему, как Господу, хотя они того и не разумеют, то он и может назваться великим. Подобным образом и мудрый, не принимая на себя имя великого, вместо того в самом существе своем делается великим.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXX.

Смирение есть начало возвышения.

В начале все сотворенное в мире, получило свою особенную принадлежность, каждому из них себе приличную. Так небо получило свою принадлежность, состоящую в его светлости; земля получила свою принадлежность в ее равновесии; духи получили проницательность ума, как единственную их принадлежность; пустота между небом и землею получила свою принадлежность в том, чем она теперь наполняется; твари одушевленные и неодушевленные получили свою особенную принадлежность в продолжении своего бытия; цари и князья получили в свою отличительную принадлежность - правду, посредством которой они должны приводить в порядок дела в империи. Все, что выше сказано, содержит в себе особенную принадлежность. Если бы небо не имело своей принадлежности, то не довольно того, что оно не могло бы являться светлым, но надобно было бы опасаться, дабы оно не раздралось; а если бы земля не имела своей принадлежности, то не только не могла бы приходить в равновесие, но должно было бы опасаться, дабы она совсем не поколебалась в своих основаниях. Так же если бы и духи не имели своей принадлежности, то они не только не могли бы быть проницательными умом, но должно было бы опасаться, дабы они совсем не уничтожились в своем бытии; если бы пустота между небом и землею не получила своей принадлежности, то не только не могла бы наполниться тем, что мы теперь в ней видим, но должно было бы опасаться, дабы полнота ее совсем не истощилась; если бы твари одушевленные и неодушевленные не имели в себе своей принадлежности, то мало того, что они не могли бы продолжать своего бытия, но надобно было бы опасаться, дабы они совсем не прекратили своего бытия; если бы цари и князи не имели своей принадлежности, то они не только не могли бы управлять империей по законам правды, но возгордились бы своим величием и знаменитостью сана так, что должно было бы опасаться, дабы они, преткнувшись о сей камень соблазна, не упали в бездну ничтожества. Итак, признание своей незнатности есть начало знаменитости, а смирение есть основание возвышения. В сем-то смысле иные из царей и владык земных из смирения называют себя одинокими, иные - убогими, а некоторые - неспособными. Что признание своей незнатности есть начало знаменитости, ужели это не справедливо? Кто не хочет так высоко дорожить своими достоинствами, как дорожат драгоценными камнями, а, напротив того, не стыдится считать себя наряду с простыми камнями, разбросанными по земле и ногами попираемыми, тот достигнет до такой степени богатства и славы, что царство его сделается могущественнее всех царств на земле.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXV.

Благотворное действие закона.

Если какой государь имеет в себе образ великих добродетелей или великого закона, то вся империя ему покоряется. Такая покорность не обратится ей во зло, а напротив того, она доставит ей вожделенный мир. Кто любит угощать странников приятною пищей, у того всякой из них охотно останавливается на ночлег в надежде насладиться приятностью пищи. Впрочем, сколько кто бы из них ни наслаждался сею пищей, никогда однако ж вполне насладиться ею не может, ибо, насладившись ею однажды, он чрез несколько времени после продолжения своего пути снова чувствует позыв на пищу. Что ж касается до закона, то он прост, чужд всякой искусственности, и, как пресная пища, не может иметь приятного вкуса. Такою незавидною простотой он не может казаться ни для взора занимательным, ни для слуха увлекательным; несмотря на то, благотворное действие его для нас никогда не может истощиться.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXXI.

Должно наблюдать осторожность в объявлении войны соседним государствам, несмотря на их незначительность.

Когда верховное Небо намеревается сократить границы какого-нибудь царства, то прежде сего дает ему случай расширять свои пределы; таким же образом оно поступает, когда намеревается ослабить какое-нибудь царство в силах. Чтоб истощить силы царства, оно наперед попускает ему на некоторое время сделаться могущественным. Но когда оно намеревается совсем разрушить какое-нибудь царство, то перед тем временем попускает ему достигнуть до известной степени величия и славы. А чтоб отнять у какого-нибудь царя его царство и передать его другому, то оно прежде попускает ему покорять чуждые племена и присоединять их к своему царству с тем, чтоб утолить в нем жажду к преобладанию и возбудить чувство признательности к благодеяниям, так многократно на него изливаемым. Кто постигает сии намерения Неба, тот может назваться опытным в делах, потому что он из опыта знает, что иногда и слабое царство сокрушает царство сильнейшее и могущественные народы падают от руки слабой. Как несвойственно рыбе отлучаться из глубины вод, так и царям земным не всегда безопасно обнажать меч на поражение иноплеменников.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXXII.

Империя легко может прийти в благоустройство, если не будут определять к должности порочных людей.

Закон по непреложности своей за основание принимает бездейственность, не такую, впрочем, бездейственность, которая бы в самом деле располагала нас к совершенному бездействию, но бездейственность, в которой не возмущается покой и среди действий. Если бы и цари и князья стали соблюдать сей закон бездейственности, то земнородные непременно могли бы принять другой образ жизни. Если же и тогда стали бы обуревать их порочные страсти, то, мне кажется, нет лучшего средства для обуздания их страстей, как руководить их по правилу необделанной массы, не получившей еще себе имени сосуда (т. е. не должно давать хода тем людям, которые водятся не рассудком, а страстями). Если они, как грубая необделанная масса, без имени, прекратят в себе страсти и суетные желания, если совершенно достигнут внутреннего покоя и ничто не будет приводить их в волнение, то империя легко может прийти в благоустройство.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Данный перевод в рукописи о. Даниила является частью главы XXIII. Выделено в качестве перевода Главы XXIV составителем данного издания А. М. Куликовым.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXXIII.

Какое правило жизни избирает для себя мудрый?

Высшей добродетели муж не выставляет своих добродетелей напоказ, от того-то он и приобретает добродетели; а низшей добродетели муж любит заниматься своими добродетелями и старается ими блистать, от того-то он и не имеет в себе существенных добродетелей. Высшей добродетели муж не многоделен, потому что он своею деятельностью не ищет известности, а низшей добродетели крайне занят своею деятельностью, потому что все мысли его напряжены к тому, чтоб деятельность свою выказывать наружу. Высшей степени человеколюбивый действует, поколику не имеет в виду, что он кажется действующим; а в высшей степени справедливый деятель, поколи он имеет какое-нибудь побуждение к своему действию. Высшей же степени учтивый бывает деятелен дотоле, пока видит от других взаимное уважение и, как скоро со стороны другого получает какое-нибудь оскорбление, иногда самое ничтожное, тогда засучивает рукава и вызывает своего соперника на поединок. Когда закон пришел в упадок, тогда появилась в мире добродетель; а когда добродетель ослабела, тогда показалось человеколюбие. Когда же иссякло человеколюбие, тогда возникла справедливость. С прекращением же справедливости восстала учтивость - эта предвестница оскудения усердия и верности, и предводительница раздоров. Что ж касается до лжеименного познания, ведущего свое происхождение выше всякого другого познания, то оно есть просто личина закона и начало невежества. Но великий муж остановляет взор свой не там, где блестит одна пустая наружность, но там, где процветают усердие и верность; кратко: он более любит жить в истине, нежели в пустых призраках. Таким образом, отвергая последнее, как мечту обольстительную, он всегда избирает первое за правило своих действий.

Пояснения Редакции "Китайская поэзия"

В названии приведенного перевода первая цифра соответствует номеру стиха в китайском оригинале, в скобках указан порядковый номер стиха в источнике перевода.

Примечания А. М. Куликова

Данная глава в рукописях указана как глава XXXIV.