Как друг друга кликали селезень и уточка

На укромном острове посреди стремнины.

Нежная и скромная да собой пригожая,

Будешь князю нашему ты супругой милой.

Разрослись-раскинулись ряска и кувшинки,

Там и здесь - повсюду - их волна качает.

Нежная и скромная да собой пригожая,

Дни и ночи суженый по тебе скучает.

Что никак не свидитесь, он душой томится,

Дни и ночи мается в думах и печалях.

Ах, тоска сердечная, дума бесконечная,

Как он ни уложится, все равно не спится!

Разрослись-раскинулись ряска и кувшинки,

Там и здесь - повсюду - их цветы срываем.

Нежную и скромную да собой пригожую,

Песнями напевными хором величаем.

Разрослась-раскинулись ряска и кувшинки,

Там и здесь - повсюду - для тебя сбираем.

Нежная и скромная да собой пригожая,

Звонкой, громкой музыкой мы тебя встречаем.

Примечания М. Е. Кравцовой

"Как друг друга кликали" - "Гуань цзюй", в русском переводе - "Встреча невесты" [Ши цзин, 1987, с. 24]) - песня, открывающая подраздел "Песни царства Чжоу и стран, лежащих к югу от него" (I, I, 1) и в целом "Канон поэзии". Традиционно считается песней-величанием невесты одного из чжоуских государей. По другой комментаторской версии, вошедшей в силу при Хань, трактуется, напротив, как произведение с социальными мотивами, критикующее безнравственность населения в период начавшегося упадка Чжоу. Перевод выполнен по изданиям: [Ши цзин, 1955, т. 1, цз. 1, с. 10-15; Ши цзин, 1989, цз. 1, с. 1-2', Ши цзин, 1960, с. 29-30]

Примечания М. Е. Кравцовой из книги "Стихи о разном. Китайская лирическая поэзия с древности и до VI века в переводах М. Е. Кравцовой", 2021

"Как друг друга кликали" - первое стихотворение "Ши цзина". 20 четырехсловных строк; 3 строфы, первая из четырех строк, две остальные из восьми. Буквальное значение названия "Гуань цзюй" - "Перекликаются птицы-цзюй", в переводе А. А. Штукина - "Встреча невесты". Интригует, почему этому произведению, в котором сплетаются величание невесты с рассказом о мужских любовных переживаниях, отведено столь почетное место в "Ши цзине". Ответ подсказывает высказывание Конфуция ("Лунь юй", III, 20): "Гуань цзюй" радует, но не развращает; печалит, но не ранит". То есть он усматривал в песне воплощение "правильных" (скрепленных брачными узами) интимных отношений и любовных эмоций, без дурных (похотливых) побуждений и впадения в психологические крайности. Отзыв Конфуция подкрепила комментаторская традиции, объявив песню посвященной предстоящему браку чжоуского Вэнь-вана. В "Великом предисловии" она наделена дополнительным дидактическим смыслом: "Гуань цзюй" есть проявление добродетелей государыни. Так зачинаются истинные песни и, ветром разнесенные по всей Поднебесной, делают правильными отношения между супругами".

Селезень и уточка. - Тут употреблены названия пернатых цзюй цзяо 雎鳩, точно идентифицировать которых невозможно. Наиболее распространена комментаторская версия об их принадлежности к семейству водных птиц: чаек или диких уток (фу 鳧). Последняя трактовка со временем возобладала. Кроме того, в тексте употреблен тавтафон гуань гуань 關關, полагаемый звукоподражанием голосам самца и самки - в данном случае селезня и уточки. Поэтому именно к "Гуань цзюй" обычно возводят образ плавающих вместе селезня и уточки, ставший универсальным для культуры Китая символом свадебной пары, взаимной любви и семейного счастья.

Красные листочки. - В оригинале названо растение син 荇, в европейском китаеведении отождествляемое с болотоцветником щитолистом, внешне похожим на кувшинку: ярко-желтый цветок с округлыми листьями, что и позволяет вводить в перевод слово "кувшинки"; возможный перевод строки: "Разрослись-раскинулись ряс- ка и кувшинки". Однако в старинном комментарии поясняется, что это - водяное растение с длинными стеблями, уходящими пучками в глубь воды, и ярко-красными листьями, плавающими на поверхности. Верхняя часть стеблей - зеленого цвета, нижняя - белого. Из таких растений действительно можно было составить нарядный, с преобладанием красного цвета, букет для невесты. А поверхность реки в данном случае оказывается подобием свадебного ковра.

У низины да у Фэнь у реки

Щавеля срывают зёлены листки.

Господин вы наш хороший,

Да чего же вы пригожи!

Да чего же вы пригожи,

Но на княжьего возницу

все ж не больно-то похожи!

Как у края да у Фэнь у реки

Рвут тутовника зеленые листки.

Господин вы наш хороший,

Как цветочек вы пригожи!

Как цветочек вы пригожи,

Но на княжьего на чина

все ж не больно-то похожи!

У изгиба да у Фэнь у реки,

Собирают подорожника листки.

Господин вы наш хороший,

Как нефрит собой пригожи!

Как нефрит собой пригожи,

Но на княжьего вельможу

все ж не больно-то похожи!

Примечания М. Е. Кравцовой

"У низины да у Фэнь у реки" В комментаторской традиции эта песня наделяется социальными мотивами: считается , что в ней высмеиваются высокопоставленные чиновники царства, которые на самом деле не обладают ничем, кроме красивой внешности...

...Однако известно, что сбор трав и особенно тутовых листьев (ими кормили шелковичных червей) - преимущественно женское занятие, а соответствующие словесные клише чаще всего имеют однозначную любовную символику...

...Тогда получается, что в разбираемой песне речь идет о девушке, высмеивающей или отвергающей своего незадачливого поклонника с намеком, что у нее уже есть возлюбленный, который действительно является "подлинным государственным мужем". Приблизительно такая же интерпретация предлагается в переводе А. Штукина [https://chinese-poetry.ru/poems.php?action=show&poem_id=4445]...

...Но насколько оправданно тратить силы и время на выяснение смысловых нюансов какого-то единичного текста, пусть даже входящего в канонический памятник, с точки зрения рассмотрения эволюции китайской поэзии? Оказывается вполне оправданно. Если принять второе из указанных толкования, то песня "Ши цзина" обнаруживает явное сходство со знаменитой ханьской поэмой-балладой "Туты на меже" ("Мо шан сан"), героиня которой - красавица Цинь Ло-фу во время сбора тутовых листьев, встречает некоего вельможу. Отвергая домогательства последнего, она рассказывает ему о своем любимом/супруге - храбром воине и прославленном царедворце. Эта поэма заложила собой основу целого поднапрвления китайской любовно-лирической поэзии: существует около четырех десятков авторских подражаний ей, созданных раннесредневековыми и средневековыми литераторами... В случае правомерности высказанного предположения истоки указанного поднаправления восходят не к ханьской, а к чжоуской поэзии. Так внешне сугубо частный вопрос выводит нас на общую проблематику влияния "Ши цзина" на последующую литературную традицию

Примечания М. Е. Кравцовой из книги "Стихи о разном. Китайская лирическая поэзия с древности и до VI века в переводах М. Е. Кравцовой", 2021

Подраздел "Вэй" (№ 108; I, IХ, 2; "Над рекою Фэнь"). 12 четырехсловных строк, 3 шестистрочные строфы.

Река Фэнь (Фэньхэ 汾河) - приток Хуанхэ (в южной части Шэньси).

Господин вы наш хороший... - в оригинале: иероглиф цзы ⼦, употребляемый в качестве личного местоимения 2-го и 3-го лица как форма вежливого упоминания или обращения (главным образом к мужчине) в значении "ребенок" (сын) и для обозначения уважаемого человека в значении "наставник", "мудрец". Какое из перечисленных значений в данном случае является предпочтительным, неясно. Равно допустимо понимать цзы как указание на человека, уже занимающего определенное социальное положение ("сударь", "господин"), равно как и на юношу ("барич", "молодец"), что предопределило разнородность трактовок всего произведения. Комментаторы наделяют его социально-критической тональностью (высмеивание вельможи). Исследователи принимают этот текст за девичью песенку, разновидность игрового фольклора, воспроизводящую сценку подшучивания девушкой (девушками) над заигрывающим с ней (с ними) молодым человеком.

Да на княжьего возницу... - в переводе всех трех строф даны литературные переложения названий местных чиновничьих должностей, буквальное значение которых: "ведающий княжьей дорогой", "ведающий княжьими путями" и "ведающий княжьей родней".

О, сова, жестокая сова!

Ты детей меня уже лишила,

Так теперь не разоряй гнезда!

Я с такой любовью их растила –

Хоть за это пожалей меня!

Ведь пока не почернело

от набухших туч дневное небо,

Я кору с тутовника сдирала,

Окна из нее плела и двери.

Как же вы, живущие внизу,

На гнездо позариться посмели!

Слабыми своими коготками

Я осоку жесткую рвала.

И все это долго собирая,

Нежный клювик стерла до крови,

Но сама себе тогда сказала

"Дом твой не закончен, потерпи!"

Посмотрите - крылья онемели,

Посмотрите - с хвостиком что стало!

И гнездо недолго уцелеет:

От дождя и ветра расшаталось...

Тихо плакать только и осталось!

Примечания М. Е. Кравцовой

"Сова" - в комментаторской традиции это стихотворение приписывается Чжоу-гуну - брату реального основателя и первого государя Чжоу - У-вана. Считается, что в нем в аллегорической форме повествуется о событиях, происшедших после смерти У-вана, когда на троне оказался его юный сын. Наследник свергнутого чжоусцами последнего шан-иньского правителя поднял восстание, к которому примкнули два младших брата У-вана и Чжоу-гуна. Отстаивая интересы династии и венценосного племянника, Чжоу-гун жестоко подавил восстание, не остановившись даже перед казнью одного из родных братьев. А в сочиненном им произведении он исповедовался в своей якобы любви к братьям, в том, какое горе ему причинило "разорение родного гнезда", возлагая вину за случившуюся трагедию на инициатора восстания - "безжалостную сову".

Не будем спорить, насколько указанное толкование соответствует истинному смыслу текста; мне оно представляется, мягко говоря, малооправданным. Но факт остается фактом - это стихотворение при всем желании трудно счесть образцом народного песенного творчества.

Однако в целом, учитывая все сказанное выше, произведения "Го фэн" все же правомерно определять именно как "песни".

Примечания М. Е. Кравцовой из книги "Стихи о разном. Китайская лирическая поэзия с древности и до VI века в переводах М. Е. Кравцовой", 2021

Подраздел "Бинь" (№ 155; I, XV, 2; "О ты, сова"). 20 строк, 4 пятистрочные строфы. Смешанный размер с преобладанием четырехсловного. Комментаторская традиция приписывает стихотворение Чжоу-гуну и связывает его с событиями начальных годов регентства последнего: против Чжоу-гуна восстали несколько братьев, к которым примкнули оставленные в живых принцы дома Шан. Мятеж перерос в трехлетнюю гражданскую войну. Чжоу-гун с трудом его подавил, жестоко с братьями расправившись. Песня трактуется в качестве аллегорического повествования о подвижничестве Чжоу-гуна по обустройству государства и о потенциально катастрофических последствиях для страны и правящего дома действиях зачинщиков мятежа ("злой совы"). Трактовка умозрительна, но произведению и вправду присущи сильное эмоциональное начало, порожденное явно тяжелыми для автора жизненными обстоятельствами, а равно и незаурядное литературное мастерство.

Солнце ли светит, луна ли взойдет,

Землю так ярко они озаряют.

Рядом со мною живет человек,

Древний обычай нарушил, презрел.

Сможет ли вновь все в порядок прийти?

Что ж, на меня и тогда он не взглянет?

Солнце ли светит, луна ли взойдет -

Щедро на землю свой свет посылают.

Рядом со мною живет человек,

Нету и тени участия в нем.

Сможет ли вновь все в порядок прийти? 

Что ж, обернуться ко мне не желает?

Солнце ли светит, луна ли взойдет,

Оба с востока свой путь начинают.

Рядом со мною живет человек,

Добр на словах, да в поступках жесток.

Сможет ли вновь все в порядок прийти?

Что ж, навсегда меня хочет оставить?

Солнце ли светит, луна ли взойдет,

Оба свой путь начинают с востока.

Матушка милая, добрый отец,

Вам ли меня было холить-растить?!

Сможет ли вновь все в порядок прийти?

Вдруг да ко мне обернется он снова!

Примечания М. Е. Кравцовой

"Солнце и луна" - "Жи юэ", в русском переводе - "Песнь забытой жены" [Ши цзин, 1987, с. 40]) - песня подраздела "Песни царства Бэй" (I, III, 4). Авторство приписывается супруге удельного князя царства Вэй - Чжуан-гуна (757-735 гг. до н. э.). Перевод выполнен по изданиям: [Ши цзин, 1955, т. 1, цз. 2, с. 74-76; Ши цзин, 1989, цз. 2, с. 12-12; Ши цзин, 1960, с. 44-46].

Примечания М. Е. Кравцовой из книги "Стихи о разном. Китайская лирическая поэзия с древности и до VI века в переводах М. Е. Кравцовой", 2021

Подраздел "Бэй" (№ 29; I, III, 4. "Песнь забытой жены"). 24 четырехсловные строки, 4 шестистрочные строфы. В комментариях песня приписана супруге вэйского Чжуан-гуна (衛莊公 на троне 757-735 до н. э.), что прочит ее восприятие как авторского и действительно "женского" произведения.

Саранча, саранча, прилетай,

Да несметною стаей!

Твои дети и внуки пускай

Размножаются и процветают!

Саранча, саранча, прилетай,

Да на звонких на крыльях!

Твои дети и внуки пускай

Пребывают всегда в изобилье!

Саранча, саранча, прилетай

Дружным, слаженным хором!

Твои дети и внуки пускай

Каждый год нарождаются снова!

Примечания М. Е. Кравцовой

"Саранча" - в оригинале - текст из 12 строк, написанных трех- и четырехсловным размером, включающий три четырехстрочные строфы. Входит в первый подраздел "Го фэн" (I, I, 5). В комментаторской традиции считается величанием-аллегорией, в научной литературе - архаическим обрядовым песнопением, содержащим пожелания плодовитости женам. Однако само по себе воспевание могло появиться только в среде кочевников, для которых саранча служила обильным источником питания. Учиты­вая, что чжоусцы, по утверждению китайской историографии, пере­шли к оседлому образу жизни еще за несколько веков до покорения ими Инь, правомерно предположить, что эта песня является одним из древнейших китайских поэтических произведений.

Примечания М. Е. Кравцовой из книги "Стихи о разном. Китайская лирическая поэзия с древности и до VI века в переводах М. Е. Кравцовой", 2021

Подраздел "Чжоу нань" (№ 5; I, I, 5). 12 строк, 3 четырехстрочные строфы. Смешанный размер с чередованием трехсловных и четырехсловных строк, в которых задействована эвфоническая частица си 兮, ритмический рисунок: 3-2-си-4-2-си-3-2-си-4-2-си-3-2-си-4-2-си. Текст насыщен тавтафонами, имеющими предметные значения и одновременно передающими звуки, издаваемые летящей стаей саранчи: шэнь шэнь 詵詵 - "скапливаться-скапливаться" (1 строка), чжэнь чжэнь 振振 - "процветать-процветать" (2 строка), и т. д. Многие старые комментаторы и современные китайские литературоведы возводят песню к древнему чускому фольклору. Её формальные особенности явно указывают на архаическое моление (заговор). Но воспевание саранчи, откровенно чужеродное для культуры аграрного населения, подсказывает вероятность исходной принадлежности песни к обычаям кочевнического мира. В дальнейшем образ саранчи был переосмыслен в качестве благопожелания плодородия и многочисленного потомства.

Едва барабана послышится грохот,

Солдат на ногах уже к бою готовый.

В столице одни укрепленья возводят,

А мне вот на юг продвигаться походом.

Нас Сунь-генерал за собою ведет,

С соседями-царствами уж замирились.

А все не велят возвращаться домой,

Тоска и смятенье сердца охватили.

Мы здесь остановимся, там отдохнем,

Пока на привале, коней отвязали.

И долго их округ искали потом,

Насилу в лесу средь деревьев поймали.

Ты жив или мертв — все от дома вдали,

Прощальное слово жене посылаю.

Мы, за руки взявшись, когда-то с ней шли,

Дожить до седин дружной парой мечтали.

Увы мне, увы, как разлука горька,

Живым возвратиться не чаю я боле!

Увы мне, увы, как любовь ни крепка,

Она не изменит сей горестной доли.

Примечания

Сунь-генерал - бэйский полководец Сунь Цзы-чжун, бывший одновременно представителем одной из знатнейших фамилий этого царства.

С соседями-царствами... - Имеются в виду царства Сун, Чэнь и Цай, с которыми бэйский князь Чжоу-юй пытался заключить союз для совместной борьбы против чжоуского правящего дома.

Примечания М. Е. Кравцовой из "Поэзия древнего Китая", 1994

"Грохочущий барабан" - "Цзи гу", в русском переводе - "Лишь барабан большой услыхал" [Ши цзин, 1987, с. 41]) - песня подразде­ла "Песни царства Бэй" (I, III, 6). Соотносится с реальными истори­ческими событиями, датируемыми 718 г. до н. э., о которых сообщается в "Чунь цю" (летопись "Весны и Осени"), в записях о 4-м годе прав­ления луского князя Инь-гуна и в комментарии к ним [Чунь цю, 1989, цз. 1, с. 47]. Согласно этим сведениям, удельный князь царства Бэй высту­пил в поход против царства Цин в надежде после расправы с ним, зак­лючить союз с тремя другими удельными царствами - Сун, Чэнь и Цай - для борьбы с чжоуским правящим домом. Поход, возглавляе­мый генералом Сунь Цзы-чжуном (представителем одной из знатнейших фамилий царства) вначале развивался успешно для Бэй: всего за пять дней войскам удалось разгромить противника. Но затем солдаты Бэй, собрав урожай с полей покоренного царства, потребовали, чтобы их отправили домой. Армия оказалась фактически полностью демора­лизована, о чем и рассказывается в этой песне. Одновременно в ней на­лицо антивоенные мотивы, которые, как это отмечалось ранее, стали характерной приметой всей последующей китайской лирической поэзии на тему военного похода. Перевод песни выполнен по изданиям: [Ши цзин, 1955, т. 1, цз. 2, с. 79—81; Ши цзин, 1987, цз. 1, с. 13—14; Ши цзин, 1960, с. 48—49].

Вдалеке ото всех эта груша растет -

А как зелень ее пышна!

Одинешенек я по свету брожу -

Разве нету людей вкруг меня?

Да сравнится ли кто

с сынами отца моего?!

О вы, кто сегодня в пути,

Почему же меня сторонитесь?

Коль без братьев -

и старших, и младших - я,

Почему же помочь не спешите?

Вдалеке эта дикая груша растет -

А как зелень ее нежна!

Одинешенек маюсь по свету я -

Разве нету людей вкруг меня?

Да сравнится ли кто

с птенцами гнезда моего?!

О вы, кто сегодня в пути,

Почему вы меня сторонитесь?

Коль без братьев -

и старших, и младших - я,

Почему же помочь не спешите?

Примечания М. Е. Кравцовой

"Одинокая груша" - "Ди ду", в русском переводе - "Песнь об одиноком дереве" [Ши цзин, 1987, с. 98]) - песня подраздела "Песни царства Тан" (I, X, 6). В традиционной комментаторской традиции эта песня в целом единодушно понимается как монолог человека, лишенно­го близких родных. Правда, высказываются предположения об ее со­здании конкретным историческим персонажем - племянником царст­вовавшего тогда удельного князя царства Тан, который сетует на неспра­ведливое отношение к нему со стороны самого правителя и других его царственных родичей. Перевод выполнен по изданиям: [Ши цзин, 1955, т. 3, цз. 6, с. 280—281; Ши цзин, 1989, цз. 3, с. 47; Ши цзин, 1960, с. 181—182].

Громко грохочет гром

Да у самых у Южных гор.

Разве мыслимо ехать в такую-то пору,

Не позволив себе переждать непогоду?!

Господин мой, супруг дорогой,

О, вернитесь, вернитесь домой!

Громко грохочет гром

У подножия Южных гор.

Разве мыслимо ехать в такую-то пору,

Не позволив себе переждать непогоду?! 

Господин мой, супруг дорогой,

О, вернитесь, вернитесь домой!

Примечания М. Е. Кравцовой

"Громко грохочет гром" - "Инь ци лэй", в русском переводе - "Гулко грохочет гром" [Ши цзин, 1987, с. 33-34]) - песня подраздела "Песни царства Шао и стран, лежащих к югу от него" [I, II, 8]. Традиционно истолковывается как обращение знатной дамы к своему супругу, занимающему высокое общественное положение. Перевод выполнен по изданиям: [Ши цзин, 1955, т. 1, цз. 1, с. 49-50; Ши цзин, 1989, цз. 1, с. 8; Ши цзин, 1960, с. 29-30].

Примечания М. Е. Кравцовой из книги "Стихи о разном. Китайская лирическая поэзия с древности и до VI века в переводах М. Е. Кравцовой", 2021

Подраздел "Шао нань" (№ 19; I, II, 8, "Гулко грохочет гром"). 18 строк, 3 шестистрочные строфы. Смешанный размер с преобладанием четырехсловного.

Южные горы (нань шань 南山) - видимо, образное название одного из горных массивов, расположенных в южной части территории государства Чжоу, либо непосредственно протектората Шао-гуна.

Сетуешь, что не во что одеться?

Поделюсь с тобой своим я платьем! 

Государь наш собирает рати,

Приготовил я копье и пику.

Хочешь, будем мы с тобой как братья!

Сетуешь, что не во что одеться?

Что на мне, могу тебе отдать я!

Государь наш собирает рати,

Пику приготовил я и дротик.

Рядом будем мы с тобою драться!

Сетуешь, что не во что одеться?

Поделюсь с тобой кафтаном новым! 

Государь наш собирает рати,

Меч, доспехи - все уже готово,

Вместе нам идти на бой суровый!

Примечания М. Е. Кравцовой

"Нет одежды" - "У и", в русском переводе - "Кто сказал: нет одежды?" ["Ши цзин", 1987, с. 106—107]) - песня подраздела "Пес­ни царства Цинь" (I, XI, 8). Каких-либо историографических версий создания этого произведения и его толкований в комментаторской традиции нет. Перевод выполнен по изданиям: [Ши цзин, 1955, т. 3, цз. 6, с. 311— 313; Ши цзин, 1989, цз. 3, с. 53; Ши цзин, 1960, с. 201—202].

Прежде, помнится, жаловал нас,

привечая в палатах просторных,

А теперь от роскошных тех яств

не осталось и толики скромной.

Эх, беда, что так славно начав,

дел своих не продолжил наш князь!

Раньше, помнится, потчевал нас,

поднося по четыре по блюда,

А теперь вот на княжьих харчах

ты голодным уходишь оттуда.

Эх, беда, что так славно начав,

дел своих не продолжил наш князь!

Примечания М. Е. Кравцовой

"Славное начало" - "Цюань юй", в русском переводе - "О ску­пости князя" [Ши цзин, 1987, с. 107—108]) - песня подраздела "Пес­ни царства Цинь" (I, XI, 10). Считается, что эта песня была создана старыми соратниками одного из циньских удельных князей, преемник которого к ним охладел. Перевод выполнен по изданиям: [Ши цзин, 1955, т. 3, цз. 6, с. 317—318; Ши цзин, 1989, цз. 3, с. 54; Ши цзин, 1960, с. 203].

О линь, твои стопы -

Наших князей сыновей благородных

Да охраняют они!

О линь, твое чело

Наших князей жен благородных

Да охраняет оно!

О линь, могучий твой рог

Наших князей благородных потомков

Да охраняет он!

Примечания М. Е. Кравцовой

"О линь, твои стопы" - в оригинале - текст из 9 строк, написанных трех- и четырехсловным размером, включающий три трехстрочные строфы. Другие варианты перевода названия - "Линь-единорог" [https://chinese-poetry.ru/poems.php?action=show&poem_id=4235], "Стопы линя-единорога". Также входит в первый подраздел "Го фэн" (I, I, 11). В комментаторской традиции и в научной литературе считается архаическим песнопением, обращенным к существу, называемому "линь", которое осмыслялось в виде фантастического животного с телом оленя, ногами коня, бычьими хвостом и копытами и одним либо двумя (в этом случае - оленьими) рогами. Образ линя, восходящий предположительно к образу носорога, пользовался огромной популярностью в китайских верованиях. Линь считался воплощением высших добродетелей (гуманности, мудрости), а его появление в мире людей - знаком скорого рождения совершенного государя или мудреца, которому предстояло стать столь же совершенным политическим советником государя.

Примечания М. Е. Кравцовой из книги "Стихи о разном. Китайская лирическая поэзия с древности и до VI века в переводах М. Е. Кравцовой", 2021

Подраздел "Чжоу нань" (№ 11; I, I, 11, "Линь - единорог"). 9 строк, 3 трехстрочные строфы. Смешанный размер с использованием эвфонической частицы си, ритмический рисунок: 3-4-3-си-3-5-3-си-3-4-3-си. Песня тоже полагается записью архаического моления (заговора) и нередко принимается за образец древнего чуского фольклора. Распространено отождествление воспетого в ней существа линь 麟 с "китайским единорогом" цилинь 麒麟 - сказочным благовестным созданием, почитаемым правителем всех парнокопытных. Однако образ цилиня более или менее отчетливо прослеживается в источниках лишь с эпохи Хань, причем преимущественно в сочинениях, относимых к кругу конфуцианской литературы. Более адекватной видится версия, что линь - самка белого носорога, культ которой оказал влияние на формирование образа цилиня. В древности носороги водились в регионах бассейна как Янцзы, так и Хуанхэ (до X—IX вв. до н. э.). Образ этого животного, называемого в собственно чжоуском книжном языке си 犀, был достаточно популярен в культуре "мира хуася", символизируя воинственность, храбрость и физическую силу. Существовал почетный полководческий титул Си-шоу (犀首 "Голова носорога"). В чуском книжном языке, включая "чуские строфы", дикий носорог обозначается как сы 兕, и нет никаких следов его почитания в местных верованиях. Поэтому, если обрядовое происхождение этой песни бесспорно, то ее отнесение к чускому песенному фольклору вызывает сомнения.

Выхожу из Северных ворот,

Изболелось сердце от забот.

Нищим стал совсем я, бедняком,

И никто не думает о том.

Ну и жизнь!

Видно, мне удел такой от Неба...

Что смогу сказать в ответ на это?!

Исполняй-ка государевы дела,

А делам-то нет ни края, ни конца.

Как домой к себе со службы ворочусь,

Домочадцы наседают на меня.

Ну и жизнь!

Видно, мне удел такой от Неба...

Что смогу сказать в ответ на это?!

Поручают государевы дела,

Их без счету навалилось на меня.

А домой к себе со службы ворочусь,

Так ругать-корить бросается родня.

Ну и жизнь!

Видно, мне удел такой от Неба...

Что смогу сказать в ответ на это?!

Примечания М. Е. Кравцовой

"Северные ворота" - "Бэй мэнь", в русском переводе "Вышел я из северных ворот" [Ши цзин, 1987, с. 48]) - песня подраздела "Песни царства Бэй" (I, III, 15). Единодушно интерпретируется китайскими комментаторами как метафорическая жалоба некоего, скорее всего, высокопоставленного чиновника на неправедное правление и несправедливое лично к нему отношение официальных властей удельного царства. Почему в произведении речь идет именно о Северных воротах (т. е. воротах, находящихся в северной части городской стены) - этот вопрос весьма активно дискутируется в комментаторской традиции, склоняющейся к точке зрения, что в данном случае "северные ворота" следует понимать в символическом значении - как указание на общее горестное состояние лирического героя, что в свою очередь проистекает из типологической семантики севера (часть света, связанная со смертью и хаосом) в чжоуской культуре. Перевод выполнен по следующим изданиям: [Ши цзин, 1955, т. 1, цз. 2, с. 106-108; Ши цзин, 1989, цз. 2, с. 18; Ши цзин, 1960, с. 67-68].

Северный ветер задул ледяной,

Снег нависает густой пеленой.

Если мне веришь и любишь меня,

Руку мне дай и поедем со мной.

Время ли думать и медлить, когда

К нам подступает вплотную беда!

Северный ветер зловеще завыл,

Липкими хлопьями снег повалил.

Если мне веришь и любишь меня,

Руку мне дай и отсюда бежим.

Время ли медлить и думать, когда

К нам подступила вплотную беда!

Что там краснеет? - лишь лисье ворье,

Что там чернеет? - одно воронье.

Любишь ли, веришь по-прежнему другу

Вот колесница, и дай же мне руку!

Время ли думать и медлить, когда

Нас настигает с тобою беда!

Примечания М. Е. Кравцовой

... Справедливости ради оговорим, что некоторые из текстов "Го фэн" все же относятся, скорее, действительно к авторской, нежели к народной поэзии. Такое впечатление производит, например, стихотворение (я намеренно употребляю этот термин) "Северный ветер" ("Бэй фэн") подраздела "Песни царства Бэй" (I. III, 16) - [Ши цзин, 1960, с. 67-68; Ши цзин, 1989, цз. 2, с. 18]...

... Не правда ли, приведенное произведение воспринимается как искренний и взволнованный монолог вполне конкретного человека, произносимый в строго определенной ситуации [Комментаторы полагают это произведение созданным неким сановником царства Бэй, который предлагает своему другу бежать с родины, ибо жить здесь стало невыносимо из-за неправедного правления местного удельного князя.], что уже само по себе противоречит эстетике и поэтике народной песни...

Та девица-скромница красотой цветет,

Друга у околицы терпеливо ждет.

Коли видеть любушку долго не могу,

С головой понуренной сам не свой хожу.

Ах, девица-скромница, всех она милей,

Подарила другу алую свирель.

Яркая, нарядная, красками блестит,

Да сильнее девичья красота пленит!

Мне траву душистую принесла с полей,

Редкую да дивную - нету равной ей.

От травинок шелковых глаз не отвести,

Но куда прелестнее девичьи черты!

Примечания М. Е. Кравцовой

"Та девица-скромница" - "Цзин нюй", в русском переводе - "Тихая девушка" [Ши цзин, 1987, с. 49]) - песня подраздела "Песни царства Бэй" (I, III, 17). Вопреки вполне однозначному, казалось бы, смыслу - любовно-лирическое произведение, адресованное лирическим героем своей избраннице, - эта песня имеет несколько различных тол­кований в рамках комментаторской традиции. Чаще всего в ней усмат­ривается намек на взаимоотношения августейшей супружеской пары - государя и государыни удельного царства. При этом в одних случаях полагается, что здесь воспеваются красота и добродетели государыни. В других - что, напротив, резко порицается "безнравственное" поведение обоих супругов. Перевод выполнен по изданиям: [Ши цзин, 1955, т. 1, цз. 2, с. 110—112; Ши цзин, 1989, цз. 2, с. 19; Ши цзин, 1960, с. 68—69].