Человек стареет. Во взоре и разговорах,

За утренним чаем,

Как дым - поднимается вверх.

В землю уходит - влагой,

Преображаясь - в шорох.

Мрак обступает веки.

Жалок щербатый смех.

 

Грузен осенний полог, заледенели росы.

Музыкою сиротства позанесло пути.

Что остается кроме? Птица одна у плёса,

Рыхлый пепел кострища - дальше и не дойти.

А человек, старея, видит одни обломки:

Перечень упущений и прейскурант утрат.

Всё, что любил когда-то -

дальше туманной кромки

Юности и лагуны, вытянутой в закат.

 

Можно о вечном печься - он искушён,

А силы

Неумолимо тают - словно песок течет

В узкую жерловину, что уже поглотила

Душу на половину.

Немощь его - не в счет.

Речи его - отголосок прожитого душою,

Скопленного за годы чаяний и тщеты.

Рисовая солома...

Рисовая солома –

Спутник его отныне

До роковой черты.

 

Кто-то очаг лелеет,

Кто-то цветы разводит,

Кто-то играет в карты, жизнь обращая в прах,

И только старик, что бродит

Улицами бесцельно,

Видит, как ветер жизни сеет развал и страх.

На стогнах воспоминаний запросто заблудиться,

И уповать на роздых - минимум не с руки.

Ждет он - пригонит ветер вскоре сухие листья,

Плечи его укроет сплошь - на манер дохи.

 

Звуки его тревожат: ширятся, нарастают,

В маленькую шкатулку будто вправляют твердь.

Вот и финал прогулки:

Словно заслуги,

Тают

Черновики,

В которых прячется от потерь...

 

Такой урожай, пожалуй,

Старик одолеть не сможет:

В юности полыхавший,

Выбился он из сил.

Окоченело тело.

И уже не поможет

Память о том, что знал он,

О чем он

Не говорил.

1991