Тао Юаньмин  (365-427) 陶淵明 Эпоха Шести династий, Династия Восточная Цзинь и 16 царств

"В мире жизнь человека не имеет корней глубоких…"

В мире жизнь человека

не имеет корней глубоких.

Упорхнёт она, словно

над дорогой легкая пыль.

И развеется всюду,

вслед за ветром, кружась, умчится.

Так и я, здесь живущий,

не навеки в тело одет...

Опустились на землю –

и уже меж собой мы братья:

Так ли важно, чтоб были

кость от кости, от плоти плоть?

Обретённая радость

пусть заставит нас веселиться,-

Тем вином, что найдётся,

угостим соседей своих!

В жизни время расцвета

никогда не приходит снова,

Да и в день тот же самый

трудно дважды взойти заре.

Но теряя мгновенья,

вдохновим же себя усердьем,

Ибо годы и луны

человека не станут ждать!

"Вместо пахоты службой содержать я себя не думал…"

Вместо пахоты службой

содержать я себя не думал,

А увидел призванье

в листьях тутов, колосьях в поле.

 

Я своими руками,

никогда не ленясь, работал,

Знал и холод и голод,

ел и отруби, пищу бедных.

 

Разве ждал я обилья,

что превысит меру желудка?

Мне другого не надо,

как наесться простой крупою.

 

Для защиты от стужи

мне довольно холстины грубой.

Под некрашеной тканью

я спасусь от летнего солнца.

 

Даже скудости этой

не привык я иметь в достатке

Вот что горько и больно,

вот что ранит меня печалью!

 

Всем известно, что люди

получают то, что им надо,

Я же в жизни неладной

отошел от полезных правил.

 

Значит, так и должно быть,

ничего не поделать с этим...

И тогда остается

от наполненной чарки радость!

"Вспоминаю себя полным сил в молодые годы…"

Вспоминаю себя

полным сил в молодые годы.

Хоть и радости нет,

а бывал постоянно весел.

 

Неудержной мечтой

унесен за Четыре Моря,

Я на крыльях парил

и хотел далеко умчаться.

 

Чередой, не спеша

исчезали лета и луны.

Те желанья мои

понемногу ушли за ними.

 

Вот и радость уже

не приносит с собой веселья:

Непрестанно теперь

огорчают меня заботы.

 

Да и сила во мне

постепенно идет на убыль,

С каждым днем для меня

все в сравнении с прошлым хуже...

 

В тихой заводи челн

ни на миг не могу я спрятать:

Сам влечет он меня,

не давая стоять на месте.

 

А пути впереди

так ли много еще осталось?

И не знаю пока,

где найду для причала берег...

 

Людям прежних веков

было жаль и кусочка тени.

Мысль об этом одном

в содроганье меня приводит!

Примечания

В тихой заводи челн ни на миг не могу я спрятать – т.е. судьбу не спрятать от времени: оно быстротечно и влечет человека всё дальше.

Людям прежних веков было жаль и кусочка тени – поэт имеет в виду тень, отбрасываемую солнечными часами и указывающую время.

"Далеко от семьи я в скитаньях по службе опять…"

Далеко от семьи

я в скитаньях по службе опять.

Мое сердце, одно,

в двух местах этих разных живет.

 

Слезы скрыл рукавом -

на восток убегает ладья.

По теченью плыву,

поспешая за временем вслед.

 

Все же солнце зашло,

и созвездия Мао и Син

Тоже прячут себя

за вершинами западных гор.

 

Здесь унынье во всем,

здесь сливается небо с землей.

Я в тяжелой тоске

вспоминаю покинутый дом.

 

Рвусь душою к нему.

Я мечтаю вернуться на юг,

Но дорога длинна,

и надежда не тешит меня.

 

Цепь застав и мостов

все равно не убрать мне с пути!

Даже весть не дойдет,

и себя я вверяю стихам...

"Краски цветенья нам трудно надолго сберечь…"

Краски цветенья

нам трудно надолго сберечь.

День увяданья

отсрочить не может никто.

 

То, что когда-то,

как лотос весенний, цвело,

Стало сегодня

осенней коробкой семян...

 

Иней жестокий

покроет траву на полях.

Сникнет, иссохнет,

но вся не погибнет она!

 

Солнце с луною

опять совершают свой круг,

Мы же уходим,

и нет нам возврата к живым.

 

Сердце любовно

к прошедшим зовёт временам.

Вспомню об этом –

и всё оборвется внутри!

 

"Мыслью доблестный муж устремлен за четыре моря…"

"Мыслью доблестный муж

устремлен за четыре моря",

Я ж хочу одного –

чтобы старости вовсе не знать;

 

Чтоб родные мои

собрались под единой крышей,

Каждый сын мой и внук –

все друг другу спешили помочь;

 

Чтоб кувшин и струна

целый день пребывали со мною,

Чтобы в чаре моей

никогда не скудело вино;

 

Чтоб, ослабив кушак,

насладился я радостью полной,

И попозже вставал,

и пораньше ко сну отходил...

 

Ну, а что мне до тех,

кто живет в современном мире,

Угль горящий и лед

чью, враждуя, заполнили грудь?

 

Век свой кончат они

и вернутся под свод могильный,

И туда же уйдет

их тревога о славе пустой!

"Послушная ветру сосна на высоком обрыве…"

Послушная ветру

сосна на высоком обрыве –

Прелестный и нежный,

ещё не окрепший ребёнок.

И лет ей от силы

три раза по пять миновало;

Ствол тянется в выси.

Но можно ль к нему прислониться?

А облик прекрасный

таит в себе влажную свежесть

Мы в ясности этой

и душу провидим и разум.

"Солнце с луною никак не хотят помедлить"

Солнце с луною

никак не хотят помедлить,

Торопят друг друга

четыре времени года.

Ветер холодный

обвеял голые ветви.

Опавшей листвою

покрыты длинные тропы...

Юное тело

от времени стало дряхлым,

И тёмные пряди

давно уже поседели.

Знак этот белый

отметил голову вашу,

И путь перед вами

с тех пор всё уже и уже.

Дом мой родимый –

всего лишь двор постоялый,

И я здесь как будто

тот гость, что должен уехать.

Уехать, уехать...

Куда же ведет дорога?

На Южную гору:

в ней старое есть жилище.

"Я в скитаньях моих не сказать, чтоб ушел далеко…"

Я в скитаньях моих

не сказать, чтоб ушел далеко.

Но назад оглянусь –

как был ветер холодный суров!

 

Снова ласточка в срок

поднимается в воздух весной

И высоко летит,

пыль со стрех обметает крылом.

 

Гуси с дальних границ

о потере приюта скорбят –

Жили здесь, и назад

возвращаться им в северный край

 

В одиночестве кунь

прокричит среди чистой воды:

Птица там и в жару,

и в осеннего инея дни.

 

Человек загрустил,

трудно в слово облечь эту грусть,

И от дома вдали

бесконечна весенняя ночь!

"Я, бывало, услышав поученья старших годами…"

Я, бывало, услышав

поученья старших годами,

Закрывал себе уши:

их слова меня раздражали.

 

И должно же случиться,-

проведя на свете полвека,

Вдруг дошёл до того я,

что и сам теперь поучаю!

 

Отыскать я пытаюсь

радость прежней поры расцвета.

И мельчайшей крупинки

у меня не найдётся больше.

 

И уходит-уходит

всё быстрее и дальше время.

С этой жизнью своею

разве можешь встретиться снова?

 

Всё, что в доме, истрачу,

чтоб наполнить его весельем

И угнаться за этим

лет и лун стремительным бегом.

 

Я ведь, следуя древним,

не оставлю золото детям.

Не истрачу, то что же

после смерти с ним буду делать?

 

"Я, пока не служил, буйство помыслов дерзких смирял…"

Я, пока не служил,

буйство помыслов дерзких смирял.

Мчалось время стремглав,

я держать себя больше не мог.

 

Так я ринулся в путь,

где привалов и отдыха нет.

Снарядился и сел

и погнал до восточных вершин.

 

Туч нависших туман

словно мускус пахучий принес

И холодной волной

под одежду ударил мне в грудь.

 

Смена лун и годов

проходила своею чредой,

Я ж, однажды прибыв,

задержался на долгие дни.

 

Мне с волненьем сейчас

вспоминаются нити семьи;

Эти чувства, каких

так давно уже был я лишен.

 

За годами года -

десять минуло лет наконец,

Не навеки же я

был опутан чужими людьми.

 

Двор закрыла и дом

тень дерев, что остались в живых.

Не заметишь, как вдруг

солнце тоже исчезнет с луной!

2. "К ночи бледное солнце в вершинах западных тонет"

К ночи бледное солнце

в вершинах западных тонет.

Белый месяц на смену

встаёт над восточной горой.

Далеко-далеко

на все тысячи ли сиянье.

Широко-широко

озаренье небесных пустот...

Появляется ветер,

влетает в комнаты дома,

И подушку с циновкой

он студит в полуночный час.

В том, что воздух другой,

чую смену времени года.

Оттого что не сплю,

нескончаемость ночи узнал.

Я хочу говорить –

никого, кто бы мне ответил.

Поднял чарку с вином

и зову сиротливую тень...

Дни - и луны за ними,-

покинув людей, уходят.

Так свои устремленья

я в жизнь претворить и не смог.

Лишь об этом подумал –

и боль меня охватила,

И уже до рассвета

ко мне не вернется покой!