В годы Тайюань правленья дома Цзинь

человек из Улина рыбной ловлей добывал себе пропитание.

Он плыл по речушке в лодке

и не думал о том, как далеко он оказался от дома.

И вдруг возник перед ним лес цветущих персиковых деревьев,

что обступили берега на несколько сот шагов;

и других деревьев не было там,-

только душистые травы, свежие и прекрасные,

да опавшие лепестки, рассыпанные по ним.

Рыбак был очень поражен тем, что увидел,

и пустил свою лодку дальше,

решив добраться до опушки этого леса.

Лес кончился у источника, питавшего речку,

а сразу за ним возвышалась гора.

В горе же был маленький вход в пещеру,

из которого как будто выбивались лучи света.

И рыбак оставил лодку и проник в эту пещеру,

вначале такую узкую,

что едва пройти человеку.

Но вот он сделал несколько десятков шагов,

и взору его открылись яркие просторы –

земля равнины, широко раскинувшейся,

и дома высокие, поставленные в порядке.

'Гам были превосходные поля, и красивейшие озера,

и туты, и бамбук, и многое еще.

Межи и тропинки пересекали одна другую,

петухи и собаки перекликались между собою.

Мужчины и женщины,- проходившие мимо

и работавшие в поле,- были так одеты,

что они показались рыбаку чужестранцами;

и старики с их пожелтевшей от времени сединой,

и дети с завязанными пучками волос

были спокойны, полны какой-то безыскусственной веселости.

Увидев рыбака, эти люди очень ему удивились

и спросили, откуда и как он явился.

Он на все это им ответил.

И тогда они пригласили его в дом,

принесли вина, зарезали курицу, приготовили угощение.

Когда же по деревне пошел слух об этом человеке,

народ стал приходить, чтоб побеседовать с ним.

Они говорили: "Деды наши в старину

бежали от жестокостей циньской поры,

с женами и детьми, с земляками своими пришли в этот

отрезанный от мира край

и больше уже отсюда не выходили,

так и расстались со всеми теми, кто живет вне этих мест".

Они спросили, что за время на свете теперь,

не знали они совсем ничего ни о Хань,

и, уж конечно, ни о Вэй и ни о Цзинь.

И этот человек подробно, одно за другим,

рассказал им все то, что знал он сам,

и они вздыхали и печалились.

И все они без исключения

радушно приглашали его

в гости к себе в дома

и подносили ему вино и еду.

Пробыв там несколько дней,

он стал прощаться.

Обитатели этой деревни сказали ему:

"Только не стоит говорить о нас тем,

кто живет вне нашей страны".

 

Он ушел от них

и снова поплыл в лодке,

держась дороги, которою прибыл,

и всюду-всюду делая отметки.

А вернувшись обратно в Улин,

он пришел к правителю области и рассказал обо всем, как было.

Правитель области тут же отрядил людей,

чтобы поехали вместе с рыбаком

и поискали бы сделанные им отметки,

но рыбак заблудился и дорогу ту больше найти не смог.

Известный Лю Цзы-цзи, живший тогда в Наньяне

и прославившийся как ученый высоких правил,

узнав обо всем,

обрадовался, стал даже готовиться в путь,

но так и не успел:

он вскорости заболел и умер.

А после и вовсе не было таких, кто "спрашивал бы о броде"!

Примечания Л. З. Эйдлина

В годы Тайюань правленья дома Цзинь - годы под названием Великого Начала (376-396) вре­мя правления цзиньского Сяо У-ди.

Улин - местность в нынешней провинции Хунань.

Цинь - династия и государство (246-207 гг. до н. э.).

Хань - династия и государство (206 г. до н. э.- 220 г. н. э.).

Вэй - дина­стия и государство (220-264).

Цзинь - династия и го­сударство (265-420).

А после и вовсе не было таких, кто "спрашивал бы о броде"! - то есть не потревожит меня в моем уединении, как это сделал ученик Конфуция Цзы-лу, который, про­ходя полем, по поручению учителя, спросил о броде у спо­койно трудившихся Чан Цзюй и Цзе Ни.

Вот что было при Ине:

он нарушил порядок неба,

И хорошие люди

покидали мир неспокойный.

Ци с друзьями седыми

на Шаншани в горе укрылись,

Люди повести этой

тоже с мест насиженных встали.

И следы их былые

не нашлись, как канули в воду,

И тропинки их странствий

навсегда заросли травою...

Каждый кличет другого,

чтобы в поле с утра трудиться,

А склоняется солнце,

и они отдыхать уходят...

Там бамбуки и туты

их обильною тенью дарят.

Там гороху и просу

созревать назначены сроки.

Шелкопряды весною

им приносят длинные нити,

С урожаем осенним

государевых нет налогов.

На заглохших дорогах

не увидеть путников дальних.

Лай собак раздаётся,

петухи отвечают пеньем.

Форму жертвенной чаши

сохраняют они старинной,

И на людях одежды

далеки от новых покроев.

Их весёлые дети

распевают свободно песни,

Да и старцы седые

безмятежно гуляют всюду.

Зацветают растенья –

люди помнят - с теплом весенним,

Облетают деревья –

им известно - с осенним ветром.

Хоть они и не знают

тех наук, что считают время,

Всё же строятся сами

в ряд четыре времени года.

Если мир и согласье,

если в жизни радостей много,

То к чему еще нужно

применять учёную мудрость?..

Это редкое чудо

пять веков как спрятано было,

Но в прекрасное утро

мир нездешний для глаз открылся.

Чистоту или скверну

не один питает источник.

Мир открылся, но снова

возвращается в недоступность...

Я спросить попытаюсь

у скитающихся на свете,

Что они понимают

за пределом сует и праха.

Я хотел бы тотчас же

устремиться за легким ветром, -

С ним подняться бы в выси,

с ним искать бы тех, кто мне близок!