Пань Юэ  (247?-300?) 潘岳 Эпоха Шести династий

Первое стихотворение цикла ("С тех пор уж зима и весна миновали…")

С тех пор

уж зима и весна миновали,

Мороз и жара

друг за другом прошли.

Она же,

вернувшись к печальным истокам,

Навечно осталась

под кровом могильной земли.

Кто сможет понять,

как мне больно и горько?

Зачем я по-прежнему

делаю что-то, живу?

Весь год я усерднейшим

был из придворных,

Делами стараясь

отвлечь свое сердце и ум.

Но дом наш увижу -

и снова ее вспоминаю,

А в спальню вхожу -

пред глазами счастливые дни.

Волос ее тень,

как привык, не мелькает на ширме,

Но туши и кисти

на ней так заметны следы.

Ее аромат

до сих пор по покоям витает,

Любимые вещи

со стен не снимали пока.

Все время мерещится,

будто она где-то рядом,

В себя прихожу -

с новой силой нахлынет тоска.

Мы были как птички,

что парою в роще порхают,

Уселись в гнездо,

а наутро осталась одна.

Как рыбки мы были,

что парой резвятся в стремнине,

Бок о бок плывя,

но ее унесла вдруг волна...

А ветер весенний,

дразня, проникает сквозь щели,

И утренний дождик

с карниза свисает капелью.

Бессонницей маюсь...

Когда же наступит забвенье?!

Но дни все минуют,

а мне тяжелей и больнее!

И вот в ожиданье,

когда этот мир я покину,

Сижу, как Чжуан-цзы,

и бью по пустому кувшину...

Примечания

Печальные истоки - Печальный источник (Цюнцюань) - одно из названий царства мертвых.

Весь год - цикл был написан Пань Юэ через год после смерти жены, то есть по окончании официально принятого срока траура по ней.

Но туши и кисти на ней так заметны следы - речь идет о надписях или росписях, которые были сделаны женой на шелковых поверхностях ширмы.

Сижу. как Чжуан-цзы - намек на легенду о древнем даосском философе Чжуан-цзы (369?-286? до н. э.), приведенную в приписываемом ему одноименном трактате. В этой легенде повествуется, что после смерти жены он, сидя на земле, пел во весь голос, аккомпанируя себе ударами по пустому глиняному кувшину (посуда типа амфоры, которая могла использоваться в качестве ударного музыкального инструмента). Подобным поведением Чжуан-цзы выражал свое отношение к смерти, которая, на его взгляд (и по древним даосским философским воззрениям в целом), является событием, во-первых, естественным (подобно наступлению вечера или окончанию года), а, во-вторых, позволяет человеку освободиться от телесной оболочки и, вернувшись к Изначальному, Единому, вновь включиться в процесс бесконечных трансформаций ("Природа снабдила меня телом, изнурила меня жизнью, это же сделает прекрасным мою смерть... Ныне стоит только принять небо и землю за большую плавильную печь, а творца перемен за великого литейщика, то разве найдется такое место, куда нельзя было бы отправиться? Рождение как сон, смерть как пробуждение"). Поэтому даосские мыслители настаивали на том, что смерть должна вызывать не скорбь у родственников и друзей усопшего, а, напротив, радость за него.

Второе стихотворение цикла ("Как светла и ярка посредине окна луна…")

Как светла и ярка

посредине окна луна,

Озарен, словно днем,

южный угол моих покоев.

Наступающей осени

чист и печален мотив,

Духота и жара

вслед за летом бесследно уходят.

Как по-зимнему

ветер промозгл и суров,

Лишь сейчас ощутил,

что на мне еще летнее платье.

Кто подскажет теперь,

что пора бы его утеплить?

И закатную пору

с кем буду отныне встречать я?

Вечер года и жизни

теперь уже не с кем встречать,

И луна потускнела,

подернувшись облачной дымкой...

Изголовье обняв,

я опять по циновке мечусь,

По циновке мечусь

я на ложе пустом и постылом.

Опустевшее ложе

покрывает прозрачная пыль,

Слышны в комнате

только унылые ветра стенанья.

Ничего не осталось

от прекрасной моей госпожи,

И нелепо мечтать тень

хотя бы призвать на свиданье.

Ухватившись за ворот,

от тягостных вздохов дрожу,

Грудь, не чувствовал как,

вся от слез стала мокрой.

Мокрой стала вся грудь,

но себя не могу я сдержать,

Изнутри, словно шквал,

волны боли и скорби.

Наяву ли, во сне -

пред глазами все время она,

Ее голоса звук

раздается в ушах непрестанно.

Как смеялся бы, знаю,

надо мною почтенный Дун-мэнь,

И Чжуан-цзы, конечно,

счел меня бы и глупым и странным.

В одах или стихах

петь легко свою волю и ум,

И как трудно

поведать сердечные муки и раны.

Такова уж судьба...

И что я-то поделать могу?!

Скорбь такая недаром

считается чем-то вульгарным...

Примечания

Наступающей осени чист и печален мотив- в китайских космолого-натурфилософских концепциях каждому сезону соответствовала одна из нот местной пентатонической гаммы. "Осенняя" нота - шан, отличающаяся глубиной и чистотой звучания.

И нелепо мечтать тень хотя бы призвать на свиданье - намек на легенду о ханьском императоре У-ди (140-86 до н. э.) и его возлюбленной наложнице Ли-фужэнь. Когда Ли-фужэнь скончалась, У-ди так скорбел о ней, что придворный маг, дабы хоть как-то утешить императора, вызвал тень его возлюбленной, которая показалась на экране.

Дун-мэнь - У Дун-мэнь - персонаж даосского философского трактата "Ле-цзы", о котором рассказывается, что он, подобно Чжуан-цзы, радовался смерти сына.