Шкапская М. М.

1891-1952

Русская поэтесса и журналистка.

 

Мария была старшей из пятерых детей в семье мелкого чиновника министерства земледелия. Мать – из артистической среды. Из-за болезни родителей (паралич матери и психическое заболевание отца) вынуждена была с одиннадцати лет зарабатывать себе на хлеб, не гнушаясь никакой работы: была прачкой, мыла полы, писала прошения и письма на почте, выступала статисткой в украинской театральной труппе.

«Голодранка с петербургской улицы, тряпишница, выросшая на свалках» – 

так писала она в автобиографии. 

 

Стихи были её единственной отрадой с подрасткового возраста: когда невыносимо болели от стирки руки, она выходила ночью на кухню и начинала писать. Тогда, уже в двенадцать лет, она и написала, что в мире место есть только бойцам.

 

Все дети семьи Андреевских получили хорошее образование: Иван – врач-психиатр, стал историком литературы, богословом и литературоведом; Михаил – приват-доцентом судмедэкспертизы, Елена – врачом-биологом.

 

Сама Мария, окончив гимназию на казенный счёт с отличием, поступает в медицинский институт на психоневрологический факультет, чтобы иметь возможность ухаживать за больным отцом. В институте познакомилась с будущим мужем Глебом Шкапским.

 

Будучи студенткой, увлеклась революционными идеями, когда терроризм и революция в интеллектуальной среде считались подвигом и романтикой. Ленский расстрел в апреле 1912 года вывел петербургских студентов на демонстрацию к Казанскому собору, в которой участвовала и Мария. В результате её ожидали две недели тюрьмы. Через год снова была арестована, после двух месяцев тюрьмы была приговорена к высылке в Олонецкую губернию. Однако по ходатайству московского филантропа Н. А. Шахова ей вместе с мужем и другом семьи И. М. Бассом было разрешено выехать в Европу. Закончила литературный факультет в Тулузе с дипломом преподавателя словесности, прослушала годичный курс китайского языка в Париже, где познакомилась с известными русскими литераторами. 

 

Об этом же сообщается и в автобиографии Марии Шкапской, опубликованной в 1952 году:

 «Мы с мужем, будучи исключены из русских университетов, также получили возможность закончить образование в Тулузе (Франция), – муж инженер-электрик, у меня диплом на право преподавания французского языка в России и во Франции. Прослушала я также годичный курс китайского языка в школе Восточных языков в Париже, где мы жили и работали последний год пребывания во Франции. След этих занятий остался в виде моей переводной с китайского книги стихов, вышедшей в 1923 году. Кончить школу я, конечно, не смогла – в 1916 году истек срок нашей высылки, и мы, истосковавшиеся по родине, поспешили в Россию, где, к счастью, старый режим уже доживал свои последние часы».

 

Здесь же Мария начала писать стихи. 

 

Предисловие к первому сборнику составила Зинаида Гиппиус. Выбор, конечно, не случаен: женская тема, тема матери и дитя, зачатия и продления жизни, которая уже в первом сборнике Шкапской доминирует, звучит в ее стихах, «выделяясь яркой фиолетовой полосой», как говорила Гиппиус.

 

Детей от Прекрасной Дамы иметь никому не дано, но только Она Адамово оканчивает звено.

И только в Ней оправданье темных наших кровей, тысячелетней данью влагаемых в сыновей.

И лишь по Ее зарокам, гонима во имя Ея – в пустыне времен и сроков летит, стеная, земля.

 

Но тема звучала не как биологический акт, окрашенный сексуальностью, а как вечная тема Рождения и Смерти, как мистически-религиозное таинство Возрождения, Вечного возвращения и бессмертия. И стих её был закольцованным: дойдя до конца, он снова возвращался к началу. Характерной для Шкапской является форма стихов, записанных как проза, без специфической стиховой графики (мнимая проза).

 

В поэзии Марии Шкапской чувствуется философия Ницше с его темой Вечного возвращения, мифология Материнства как символа Древа жизни посреди рая, влияние ветхозаветных образов закрытых пространств, начиная от городов, охраняющих своих детей, до чрева кита, в котором спасается Иона.У Шкапской все наполнено библейской и мифологической символикой.

 

Ты стережешь зачатные часы, Лукавый Сеятель, недремлющий над нами, - и человечьими забвенными ночами вздымаешь над землей огромные весы.

 

Вместе с тем в стихах ощущается неприятие крови, проливаемой во имя революции – с женской, «природной» мотивировкой, так как женщина-мать не приемлет насилия и убийства. Героиня её стихов предстаёт хранительницей древнего знания:

 

…И какие древние тайны

В крови бессменной моей – 

От первых дней мирозданья

Хранятся до наших дней.

 

В 1923 году в Берлине выходит книга переводов китайской поэзии Марии Шкапской «Ца-ца-ца» (1923). Все поэтические тексты книги являются переводами: сообщаются указанные Шкапской в рукописях имена Тао-Юань-Мина, Ду Фу, Бо Цзюйи. Снятие Шкапской фамилий китайских авторов (не только в книге, опубликованной в 1923 году, но и в рукописи 1921 года) и выстраивание организующих книгу в единый текст словесных тематических рядов «шёлк», «журавль», «тысяча», «весна» – указывают на тенденцию к размытию границы «свой / чужой текст» (вопреки тому, что в автобиографиях и корреспонденции книга позиционировалась автором как «переводная с китайского») и приводят к появления центрального, основного для книги художественного образа (приём, характерный и для остальных поэтических книг М. Шкапской). Почти все стихотворения, вошедшие в книгу «Ца-ца-ца», в рукописной тетради со стихотворениями 1913–1920 годов датированы 1914 годом с указанием «Тулуза», т. е. написаны во время обучения в Школе восточных языков. Один из ключей к пониманию сборника – его название, «Ца-ца-ца». Это самоцитата, звук прялки из стихотворения «Лиу-лин»: «Тысячу раз скажет прялка свое «ца-ца-ца», а у девушки в руках не будет и одного метра», и образ усталой китайской девушки за прялкой, в основе своей, внезапно оказывается родственным гетевскому образу Гретхен (Маргариты), знаковому для всей западноевропейской культуры и вышедшему далеко за пределы литературной сферы. 

 

В книге присутствуют тематические ряды, связанные со словами «тысяча», «шёлк», «журавль», «весна» (причем, «весна» выступает как нечто трагическое). Шкапская как бы сшивает, соединяет ими между собой стихотворения «Одинокая, как журавль», «Лиу-лин» и «Би-ба». В «Лиу-лин»: «Его полы будут мести шлейфы, стоящие тысячи лан». При этом в «Би-ба»: «Тысячу раз, десять тысяч раз говорим ей „выйдите к нам“, но она не выходит и прячется за занавески своей лодки». Сталкиваясь между собой, эти параллельные образы в разных текстах привносят в стихотворения новые смыслы, не заметные в них по отдельности. В одном из них героиня стихотворения «Одинокая, как журавль», как она сама признается, в молодости была привлечена именно богатством своего избранника: «Помню я дни моего девичества. Слышала я, что Вы богаты и добры, что много у Вас шелковых тканей, на которых золотом вышиты драконы; что, проходя по улицам, много денег бросали Вы бедным» и это именно она принимает решение вступить в брак: «В пятнадцать весен я уже решила выйти за Вас замуж».Так в китайских переводах Марии Шкапской находит отражение «женская тема», а также характерная для её творчества тема нищих и обездоленных. 

 

В 1916 году Мария Шкапская вернулась в Россию.

 

В начале 1920-х годов по рекомендациям А. Блока, М. Кузмина и М. Лозинского была принята в члены петроградского Союза поэтов, представив к рассмотрению ещё не опубликованную книгу стихов «Mater Dolorosa». Всего в 1922—1925 годах издала семь поэтических сборников, а также книгу стихов для детей.

 

Поэзия Шкапской начала 1920-х годов очень самобытна. Шкапская разрабатывала преимущественно тему «женской Голгофы» – страстного пути женщины, жены, матери. Её поэзии присуще сочетание натурализма с психологизмом, она посвящена темам зачатия, деторождения, аборта и т. д. Помимо модной проблемы «реабилитации плоти», все эти явления интерпретируются Шкапской в мистическом ключе.

 

Стихи Шкапской были сочувственно приняты самыми разными по идейным и творческим позициям писателями. Так, Павел Флоренский называл её «подлинно христианской – по душе – поэтессой». Максим Горький писал Шкапской: «До Вас женщина ещё не говорила так громко и верно о своей значительности». Тем не менее, в середине 1920-х годов творчество Шкапской подверглось резким нападкам советской критики: в ряде рецензий говорилось о «пагубности» мировоззрения поэтессы, «насквозь физиологичном и иррациональном», которое «заводит в тупик», а сама поэтесса была названа «эпигоном упадничества».

 

Длилась литературная жизнь всего пять лет: в тридцать четыре Мария Шкапская замолчала. В 1925 году оставила поэзию и занялась журналистикой. Поводом стала череда личных трагедий.

 

После двадцать пятого года Шкапская ушла в прозу в прямом и переносном смысле. Словно прощаясь с поэтической жизнью, она продала весь свой архив в ЦГАЛИ, который купили в основном из-за автографов М.Горького. В тридцатые годы появилось еще одно, последнее стихотворение, во многом объясняющее её время:

 

«Дисциплина в этой стране настолько жестка, что язык фактически упразднен. Тирания находит вполне достаточным одно слово «есть!», с помощью которого передаются самые разнообразные чувства, отношения, понятия и целые философские системы. Эта реформа языка вполне устраивает население и даже писателей как представителей художественного слова».

 

Работала разъездным очеркистом в газете «Правда» и в ленинградской «Красной газете». Побывала в самых разных уголках страны – в Белоруссии, Средней Азии, на Кузбассе, в Сибири.

 

В 1936 году выехала на Дальний Восток для работы над книгой. По возвращении в том же году перебралась в Москву в связи с переводом туда мужа. С началом войны была зачислена в Литгруппу при Совинформбюро. Во время бомбёжек работала в медико-санитарном звене. Писала очерки для ВОКСа, Антифашистских комитетов и Радиокомитета. Позднее издала книгу «Это было на самом деле» — о зверствах фашистов на оккупированной территории.

 

Во время войны Мария потеряла младшего сына, разыскивала его по всем возможным контактам. Он вернулся, но его посадили в тюрьму и сослали в лагеря. Потом он снова попал в заключение. Она так и не увидела его вернувшимся. Эту потерю Шкапская считала главной трагедией своей жизни.

 

В 1942 году перенесла парез левой стопы. Лишённая возможности свободно передвигаться, в 1947 году попала под машину, в начале 1950 года – под поезд, в обоих случаях с тяжёлым сотрясением мозга.

 

В последние годы жизни интересовалась собаководством, устраивала выставки, вывела породу коричневых пуделей с различными оттенками.

 

Скоропостижно скончалась от инфаркта 7 сентября 1952 года на выставке собак в Сокольниках. Похоронена на Введенском кладбище.

 

В 1968 году была издана книга очерков Шкапской «Пути и поиски». Её поэзия была почти забыта в СССР, о ней вспомнили лишь в середине 1990-х годов. Впервые переизданы стихотворения Шкапской в 1994 году.