После экзальтированного дружеского чувства специфическим для танской поэзии является тоскливое воспоминание о древних людях, канувших в вечность. Люди ушли. Осталась только луна, которая светила им так же, как и мне светит сейчас, [осталось] место, где они жили. Восторг перед древностью, столь живо и глубоко ощущаемый утонченным китайцем, идеализация былых дел и людей, идущая в прогрессивной пропорции к их хронологической отдаленности, могут объяснить этот крайне часто повторяющийся мотив.

Когда-то давно на этом месте яньский князь простился с Цзин Кэ - мстителем за его обиду. От горечи и злобы волосы этого героя встали дыбом так, что уперлись в шапку ... Да! Уж нет его, нет человека! Осталась вот эта река, дышащая холодом и ныне, как тогда. Но и после меня сгинет все, что существует при мне, так же как сгинуло прежнее до меня. Я только звено в общей продолжающейся цепи событий.

Я только что перебрался в Мэнчэн. Здесь от прежних деревьев остались только дряхлые ивы. Были ведь здесь люди ... Были до меня, будут и после. Кто будут те, грядущие после меня? Откуда мне знать? И зачем понапрасну тревожу я мысль свою о бывших здесь?

Руины дворца. Природа по-прежнему цветет, но человека уже нет.

Поток из дворца журчит уничтожением былого. Не слушай этой его мелодии!

---

Древнее, старинное, прообраз и закономерность нашего бытия. Идеальное становится жутким, когда мы соприкасаемся с останками древности.

Старинный дворец - теперь одни руины с седовласой бывшей царской наложницей. Только тучи ходят свободно в развалине храма. От древнего героя остались только помнящие о нем каменные надписи и его сооружения.

Древность напоминает и мне, что я тоже когда-нибудь стану древним, и те, кто придут через столетия, будут точно также размышлять. А как посмотришь на могилы, расположенные напротив шумной столицы, но преданные тишине, так и убедишься в том, что вечно и что преходяще.