Всё кругом, всё кругом

заросло сплошною травой.

И шумят и шумят

серебристые тополя...

Когда иней суров

и девятый месяц настал,

Провожают меня

на далекий глухой пустырь...

Ни в одной стороне

человеческих нет жилищ,

И могильный курган

возвышается, как утёс.

Кони, в грусти по мне,

прямо к небу взывая, ржут.

Ветер, в грусти по мне,

скорбно листьями шелестит..

Тихий тёмный приют

лишь однажды стоит закрыть,

И на тысячи лет

распрощаешься ты с зарёй.

И на тысячи лет

распрощаешься ты с зарёй,

Величайший мудрец

не сумеет тебе помочь...

Было много людей,

проводивших меня сюда,

Поспешивших затем

воротиться - каждый в свой дом.

Но родные мои,

может быть, и хранят печаль,

Остальные же все

разошлись и уже поют...

Как я смерть объясню?

Тут особых не надо слов:

Просто тело отдам,

чтоб оно смешалось с горой!

Если в мире есть жизнь,

неизбежна за нею смерть.

Даже ранний конец

не безвременен никогда.

Я под вечер вчера

был ещё со всеми людьми,

А сегодня к утру

в списке душ уже неживых.

И рассеялся дух

и куда же, куда ушёл?

Оболочке сухой

дали место в древе пустом...

И мои сыновья,

по отцу тоскуя, кричат,

Дорогие друзья

гроб мой держат и слезы льют.

Ни удач, ни потерь

я не стану отныне знать,

И где правда, где ложь,

как теперь смогу ощутить?

Через тысячу лет,

через десять тысяч годов

Память чья сохранит

нашу славу и наш позор?

Но досадно мне то,

что, пока я на свете жил,

Вволю выпить вина

так ни разу и не пришлось!

Прежде было ли так,

чтоб напиться я вдоволь мог,

А сегодня вино

здесь нетронутое стоит.

 

На весеннем вине

ходят пенные муравьи.

Я когда же теперь

вновь испробую вкус его?

 

И подносов с едой

предо мною полным-полно.

И родных и друзей

надо мной раздается плач.

 

Я хочу говорить,

но во рту моём звуков нет.

Я хочу посмотреть,

но в глазах моих света нет.

 

Если в прежние дни

я в просторном покое спал,

То сегодня усну

я в травой заросшем углу...

 

Так я в утро одно

дом покинул, в котором жил,

Дом, вернуться куда

никогда не наступит срок!