Великое Действие внешне нестойко;

А Истинно-сущным я полон внутри.

Обратно от полого к Мути иду я,

Коплю в себе силу, и в ней моя мощь!

Во мне вся природа - в своих миллионах!..

Я рвусь поперек Величайших Пустот.

Несметно-огромные жирные тучи...

Свободная, дикая, долгая буря.

Умчусь за пределы живого и формы,

Чтоб вдруг ухватить Середину Кольца.

Я оное буду хранить без усилий,

И к оному зов бесконечен во мне.

Жизнь опростела в безмолвии полном,

Тайны Пружины постичь не дано.

Оное я напою Сверхгармонией...

Аист один - вот я с ним и лечу!

Оному образ дам доброго ветра;

Ласков и мил он в одежде моей.

Вижу, где звучен стал стройный бамбук мой...

Мыслю: красавец! Возьму... увезу!..

Оное я не встречаю всей глубью...

Ближе к нему,- все бледнее оно...

Пусть ему форму и сходство найду я,

Крепко схвачу... но оно убежит.

Как пестра, вся в цветах протекает река!..

Как пышна, разрослась во все дали весна!

Как здесь скромно и мило в ущелье глубоком!

Иногда лишь здесь виден чудесный поэт.

Бирюзовые персики полнят деревья,

Здесь и ветер, и солнце, и берег реки.

Тени ивы в извивах дороги лежат,

Льются иволги, в близком соседстве совместном.

Подчиню себе оное - вовсе уйдет;

Распознаю я оное - к правде приближусь.

И как будто беру недоявленное,

Вместе с древним былым стану новым опять.

Зеленые ели и дом на безлюдье,

И солнце заходит, и воздух здесь чист.

Я шапку снимаю, шагаю один

Порою я слышу какую-то птицу.

"Ни лебедь, ни гусь" сюда не долетают,

Ведь он, дорогой мой, далеко ушел!

Предмет моих дум, но далек от меня он

Такой же, как он был сквозь всю мою жизнь.

В морском дуновенье лазурные тучки...

Над мелью ночною сияет луна.

Как будто прекрасное слово имею:

Большая река вдруг легла предо мной.

Человек неземной силой Дао объят.

Он в руке своей держит цветок - ненюфар.

И плывет по безбрежным тем калпам времен

В тьме и мраке глубин: след его - пустота.

Вот выходит луна от Ковша на восток

Ветерок ей вослед так приятен и мил!

Величайший Хуа ночью весь в бирюзе,

Человек слышит звон чистых колоколов.

Сердце емкое в дух устремлю простоты,

И теперь прочь долой все границы-межи!

Хуан с Таном живут в одинокой душе,

Как особо-отдельный мой предок в веках.

В яшмовый чайник купил я "весны"

Сел наслаждаться дождем в шалаше я...

В креслах кругом превосходные люди,

Слева и справа - высокий бамбук.

Белые тучи. Яснеет погода.

Скрытые птицы друг к дружке летят.

В тени зеленой дал лютне уснуть я.

Сверху над нею летит водопад.

Цвет опадает в безмолвии полном...

Пресен я, как хризантема пресна.

В сем опишу я цветенье природы:

Речь мою, что же, пожалуй, читай!

Подобно породе, нам золото давшей

Подобно свинцу, что дает серебро,

Душою пройду через плавильный горн я...

Мне очень милы эти камешки Цзы.

В сквозящем затоне весна налита,

И древнее зеркало дух отразило.

Освоив простое, и чистым богатый,

На лунном сиянье к святому иду.

И вот я гляжу на светила, созвездья;

И вот я пою про укрытых людей!

Текущие воды - то дни моей жизни;

Сиянье луны - предрожденная плоть.

Я свой гений веду, словно вкруг пустота;

И свой дух я веду - словно радуга он.

Горы У... В их ущельях на тысячи сюнь

Тучи шествуют там, бури слиты в одно.

Пью святое в себе, крепость сильную ем

И, простое копя, середины держусь.

Я сравню эту мощь с "силу движущим", им...

И о ней говорю: "я храню в себе мощь".

С небом, вместе с землей, установлен, стою;

К превращеньям божественным я приобщен

Ожидаю его я в том сущном ядре;

Им воспользуюсь я до конца своего.

Гений хранит мой богатство и знатность,

Золотом желтым я пренебрегу.

Тучное кончится тощим, наверно;

Пресно-простое - в нем часто вся глубь.

Клочья тумана - где берег реки,

Рдеют, краснеют в лесах абрикосы.

Светом луны дом роскошный одет

Мост расписной - весь в тенях он лазурных.

Кубки из золота полны вином,

Гость-сотрапезник бряцает на лютне.

Это приемлю я, самодовлея,

Думы прекрасные - полностью здесь!

Нагнусь, подберу - и как раз то, что надо!

Не буду заимствоваться у других.

Я с Дао совместно путь всюду направлю,

Рукой прикасаясь, весну сотворю.

Как будто встречаю раскрытье цветка я,

Как будто смотрю в обновившийся год.

В сверхистине данное не отберут,

Усильем добытое сразу нищает.

Отшельник-поэт на пустынной горе

Идет чрез воду и лилии рвет в ней.

Вот так! Да, вот так прозреваю всем чувством.

Вдали там, вдали там Небесный Станок!

Созерцаю жизнь мира без всяких запретов,

Проглочу, изрыгну величайший простор.

Я от Дао-начала верну к себе дух,

И в неистовстве буду теперь пребывать я.

Словно волны-валы ветер в небе взвивает,

В синиве-бирюзе среди моря скала.

Сверхъестественных сил полон весь, наводнен я...

Миллионами тварь где-то сбоку живет.

Пред себя призову три светила небесньrх,

За собой увлеку птицу Фэн и Хуан.

Поутру погоню всю шестерку чудовищ

И помчусь ноги мыть под восточный Фусан.

Даже ни звука в строку не поставив,

Дух его, волны исчерпать могу.

Слово меня не касается вовсе;

Выглядит, будто мне горя не снесть!

Значит, есть Истинный Некий Владыка,

Вместе с которым - на дно и наверх.

Словно цедить полносочные вина...

В пору цветенья вдруг осень пришла!

Долгая, долгая пыль в пустоте,

Быстро-внезапная пена на море...

Мелко ль, глубоко ли, копятся; тают ли:

В сборе - мильоны, в распаде - одно!

Желаю возврата его беспредельно:

С моим ожиданием вместе придет!

Вот светится рябь над бездонной водою,

Вот чудный цветочек: в зародыше он.

Зеленой весною таков попугай...

Средь ив громоздятся террасы и башни.

В лазурные горы приходит поэт,

И чистым вином наполняются чарки.

Дух жизни уходит тогда далеко:

Он мертвого пепла совсем не коснется.

Чудесно творится тогда самосущность,

И кто будет тот, кто был скроен с ней в лад?

Это значит, что есть сверхъестественный след,

Но его нам как будто нельзя и дознаться.

Уж готовы родиться и форма, и мысль,

Но Создатель их Смен в непостижность ушел уж...

Протекает вода, и цветы распустились,

В чистых каплях роса не просохла еще.

Так дороги влажны отдаленнейшие;

Так в незримой стезе я медлительнее.

В речи поэта прорыва нельзя допускать,

Мысли тоже не надо упорно-наивной.

Это как бы на фоне зеленом весны;

Иль сиянье луны в час, снежащий зимою.

Только одно: чем в душе своей жив я!

В истинном черпаю: удержу нет.

Что подберу где, тем самобогат я,

С тем, что естественно, я совпаду.

Хижину строю себе под сосною,

Шапку долой, пробегаю стихи.

Только и знаю: вот утро, вот вечер,

Но различать я не стану часов.

Если все это - как раз то, что надо,

Разве мне нужно роль в жизни играть?

Если же речь о небесной свободе,

В этом примерно достигну ее.

Как томны, как нежны стада этих сосен!

Под ними течет и рябится вода.

Прояснившим снегом полны стали мели,

У берега речки - рыбачья ладья.

Приемлемый мною - что ценная яшма.

Бреду в деревяшках, ищу, где он скрыт.

Иду да иду или встану да встану...

Пустынно в лазури: она без конца!

Уходит мой дух к старине необычной.

Преснеет... Я с ним не могу совладать.

Подобно все это восходу светила,

Подобно осеннему в воздухе то.

Восхожу на тот самый Великий Тайхан.

В бирюзе закружусь по Бараньим Кишкам,

Там незримая мгла свою яшму струит,

Долго-долго стоит там цветов аромат.

Так с течением времени силы растут;

Так звучит это в дудке у цян-дикаря.

То как будто ушел, - глядь, обратно пришел,

То как будто под спудом,- ан нет, не заглох!

Так разводы в реке вьются, резко крутясь;

Птица Пэн мчит бураном и вихрем кружит.

Дао-правда не будет себя оформлять:

С этим вместе оно то в кругу, то в углах.

Слово возьму я прямое весьма,

Мысли задумаю не из глубоких.

Вдруг мне навстречу отшельник-поэт;

Как бы взираю в даосскую душу.

Чистый ручей и извивы его.

Тень от сосны изумрудно-зеле ной.

Гости: один мне приносит дрова,

Слушает лютню другой в это время.

То, что душою-нутром достижимо,

Прямо чарует, себя не ища.

Встречу его я от самого неба,

Звук его - сверхредкий гудок.

Большой ураган крутит воды речные,

Лесные деревья ломаются им.

Горька моя мысль, горька, словно смерть,

Покой призываю - покой не приходит.

Сто лет нашей жизни подобны струе,

Богатство, почет - что пепел холодный!

Великое дао все время уходит...

Как быть человеку, в ком гений и мощь?

И муж величавый - рука на мече –

Исполнен печали без края, предела.

Сё-сё да сё-сё - опадают деревья,

И дождик стекает в сереющий мох.

Устремляюсь всецело в духовно-простое,

Тотчас отойду к светло-истинному.

Это - вроде искания бликов в воде,

Это - как бы писать лучезарные вёсны.

Так ветровые тучи меняют свой вид,

И цветы, и трава - в жизнеполном ядре.

Или это валы, волны, воды морей,

И гряды, и хребты горной цепи вокруг.

Это все уподоблю Великому Дао,

Я чарующе слит с ним, "простертым во прах"!

От вещей отойти, их подобие взяв,

Может он лишь, пожалуй, тот самый поэт!

Это - не чудо какого-то бога,

Это - не тайна природы вещей.

Это как будто на туче белейшей

В ветре чистейшем с ней вместе уплыть.

Издали к зову как будто приходит,

Только приблизься к нему – уж не то.

Есть во мне доля хоть малая Дао,

С миром в конце концов я разобщусь.

Хаос гористый... Гиганты-деревья...

Мох бирюзовый в душистом луче.

Громко воспеть это или помыслить.­

Звук его редок - слабеет в ушах.

Отдельно, особо... Готов уходить я...

Высоко и гордо... Не в стае других!

Журавль пребывает на Хоу-горе,

Иль туча Хуа, с его самой вершины...

Высокая личность видна на картине:

Прекрасно лицо и полно мировым.

Так едут на ветре осенние листья,

Плывут в безграничность куда-то туда.

И мнится: то будто его не ухватишь;

То будто сейчас будет слышно о нем.

Познавший вот это, его уже принял,

А ждать его значит все дальше отстать.

Наша жизнь - это возраст на сто, скажем, лет;

Отстоят же края ее в общем насколько?

И веселье и радость, увы, коротки,

А печалей-скорбей - их воистину много!

Что сравнится, скажите мне, с чаркой вина

В ежедневной прогулке ко мглистым плющам?

Накрывают цветы мой пырейный шалаш...

Редкий дождик идет тут же мимо меня.

Наливанью вина раз наступит конец,

Опираясь на ствол ли, иду и пою.

Станем прошлым - все мы, таков наш удел.

Горы Южные в выси, да - в выси ушли!

Словно берущие воду колеса;

Словно катящийся шариком перл.

Впрочем, как можно словами сказать это?

Форма наемная - глупым в удел.

Страшно огромная ось у земли!

Страшно далекий тот стержень небесный!

Что ж? Добиваться конца этой оси?

Или совпасть с частью стержня того?

Вверх, через все! К духам, светам небесным!

Вспять и обратно,- ко тьме и нулю!

Тысячи лет то туда, то назад:

Это вот я и подразумеваю!