Шицзин - Книга песен  (VI в. до н. э.)  詩經 Эпоха Чжоу, Период Чуньцю (Весны и Осени)

蕩之什III.

1. Слово Вэнь-вана последнему государю Шан ("Великий, великий верховный владыка...")

I

 

Великий, великий верховный владыка –

Владыка народов, живущих внизу.

Жестокий и грозный верховный владыка –

Дары его злом осквернились внизу!

Хоть небо рождает все толпы народа,

Нельзя уповать лишь на волю творца:

Недобрых совсем не бывает вначале,

Но мало, кто добрым дожил до конца.

 

II

 

И царь Просвещенный воскликнул: "О, горе!

О, горе великое царству Инь-Шан!

Насилие и угнетение вижу,

Одна лишь корысть и стяжанье вокруг!

Насильники эти на месте высоком,

А ты из стяжателей выбрало слуг –

Нам небо их, наглых, на муку послало,

А ты подняло их, ты силу им дало".

 

III

 

И царь Просвещенный воскликнул: "О, горе!

О, горе великое царству Инь-Шан!

Имеешь ты к долгу ревнивых людей,

Насильники ж злобу плодят между нами,

Тебе отвечают пустыми словами,

А здесь при дворе только вор и злодей:

С проклятьями злоба кругом зашумела,

И нет им границы, и нет им предела!"

 

IV

 

И царь Просвещенный воскликнул: "О, горе!

О, горе великое царству Инь-Шан!

В стране лишь твоя злая воля была,

И доблесть твоя – лишь стяжание зла,

И доблесть царя твоего не светла!

Нет помощи трону кругом, но хула

Идет, что померк твоей доблести свет,

И в царстве достойных советников нет".

 

V

 

И царь Просвещенный воскликнул: "О, горе!

О, горе великое царству Инь-Шан!

Вином разве небо поит тебя?–Нет!

Ты следуешь тем, что от долга далеки,

Ты облик достойный теряешь в пороке,

И света от полного мрака не в мочь

Тебе различить, только крики и вопли

Я слышу, и день обратило ты в ночь!"

 

VI

 

И царь Просвещенный воскликнул: "О, горе!

О, горе великое царству Инь-Шан!

Гудит, как цикады, и ропщет народ,

Бурлит, как в разливе вскипающих вод:

Великий и малый здесь гибель найдет,

Но ты продолжаешь губительный ход,

И гнев поднимается в царстве Срединном,

До демонских стран, разливаясь, идет".

 

VII

 

И царь Просвещенный воскликнул: "О, горе!

О, горе великое царству Инь-Шан!

Безвременье шлет не верховный владыка –

Ты, Инь, небрежешь стариною великой:

Хоть нет совершенных и старых людей-,

Законов живет еще древнее слово,

Но ты не вникаешь в законы, и снова

Великие судьбы распасться готовы"

 

VIII

 

И царь Просвещенный воскликнул: "О, горе!

О, горе великое царству Инь-Шан!

Народ поговорку имеет такую:

Коль валятся, корни подняв, дерева,

А ветви их целы, и цела листва,

То были подрезаны корни сперва!

Для Инь недалеко и зеркало есть,

И память о Ся-государе жива!"

鴻鴈之什III.

1. То гуси летят ("То гуси летят, то летят журавли...")

То гуси летят, то летят журавли

И свищут, и свищут крылами вдали...

То люди далеким походом идут,

И тяжек, и труден в пустыне поход.

Достойные жалости люди идут,

О, горе вам, сирый и вдовый народ!

 

То гуси летят, то летят журавли,

В болото слетаясь, садятся на нем...

То стены жилищ воздвигает народ,

Что встали на тысячи футов кругом.

Хоть труд наш велик и тяжел - наконец,

Покойный себе мы построили дом.

 

То гуси летят, то летят журавли,

И слышен тоскливый, тоскливый их крик.

И мудрый услышит его человек,

Он скажет, что труд наш безмерно велик!

А глупый услышит его человек,

И скажет, гордыней рожден этот крик.

Примечания переводчика

То гуси летят - Мы полагаем, что речь здесь идет о принудительном переселении крестьян, разлученных со своими близкими (сирых и вдовых), в новые отдаленные места на окраины государства (поход происходит, согласно тексту, в пустынных, окраинных местах). Что принудительные переселения крестьян, по-видимому, имели место, показывает ода о знамениях небесных и земных (II, IV, 9), в которой сказано следующее: "[Правитель] выбрал имеющих повозки и коней, чтобы шли селиться в Сян". Контекст всего разбираемого нами стихотворения говорит, что данное переселение было очень мучительно и, конечно, не было добровольным.

2. Ночь во дворце ("Кончается ль ночь?" - Вопрошает нас царь...")

"Кончается ль ночь?" - Вопрошает нас царь.

- И полночи нет и во тьме небосклон,

Сиянием факелов двор озарен;

Мужи благородства спешат ко двору,

И слышен вдали колокольчиков звон.

 

"Кончается ль ночь?" - Вопрошает нас царь.

- Нет, ночи еще не кончается круг,

Бледнеет сияние факелов вдруг;

Мужи благородства спешат ко двору,

И слышен вблизи колокольчиков звук.

 

"Кончается ль ночь?" - Вопрошает нас царь

- Сменяет заря предрассветную тьму,

И факелы меркнут и гаснут в дыму;

Мужи благородства спешат во дворец,

Драконы знамен мне видны самому.

Примечания переводчика

Колокольчиков звон - в сбруе коней в колесницах

蕩之什III.

2. Поучение правителю ("Прежде всего за достойной осанкой следи...")

I

 

Прежде всего за достойной осанкой следи:

Признак она, что достоинство скрыто в груди.

Люди теперь поговорку сложили вот так:

Всякий мудрец, говорят, непременно дурак!

В глупости черни, пожалуй, сказать бы я мог,

Главное то, что она прирожденный порок;

Из мудрецов же бывают лишь те дураки,

Кто поступает природе своей вопреки.

 

II

 

Силы, мудрей человека, воистину, нет:

Вся Поднебесная слушает мудрый совет.

Если б явил он и доблести светлой дела -

Вся бы страна за таким государем пошла.

Тверды указы, и планы его широки,

К времени слово, и думы его далеки,

Если блюдет и осанку достойную он,

То для народа правитель - пример и закон.

 

III

 

Если же ныне блуждает правитель иной,

Сам поднимает он смуту в правленьи страной,

Доблести духа в себе ниспровергнул давно

И погрузился бездумно в одно лишь вино.

Ты хоть утехам безмерно предаться готов,

Разве не вспомнишь и ты о наследье отцов?

Не устремишься ль душою ты к древним царям,

Правилам светлым ужель не последуешь сам?

 

IV

 

Небо державное нас отвергает, и вот,

Не уподобимся ль ныне источнику вод:

В бездне исчезнуть и мы не стремимся ужель?

Раньше вставай и лишь ночью ложися в постель,

Двор свой опрыскай и вымети сор со двора:

Будешь народу примером труда и добра.

Сам же готовь и коней с колесницами ты,

Стрелы и копья готовь, и мечи, и щиты:

Будешь на страже ты против внезапной войны:

Прочь да изгонишь и варваров южной страны.

 

V

 

Да укрепишь ты народ свой на добром пути,

Княжеский долг и закон исполняй ты и чти.

Будь наготове, чтоб недруг врасплох не застиг,

Будь осторожен в словах, что пришли на язык.

Вид величавый и вместе достойный блюди:

Будет во всем и добро и покой впереди.

Если с пороком белейшая яшма жезла,

Тут бы шлифовка исправить порок помогла;

Если же в слове твоем оказался порок,

Чтоб ты ни делал, но слова б исправить не мог.

 

VI

 

Пусть легковесного слова не скажут уста,

Речь у тебя да не будет небрежно пуста:

Знай, что не держит никто языка твоего,

Слово нельзя отпустить, не обдумав его.

Знай же, что слово найдет непременно ответ,

Блага, чтоб кануло без воздаяния,- нет.

Милостив будь и к советникам - добрым друзьям,

Милостив будь и к народу, как к малым детям.

Внуков пойдет от тебя непрерывная нить:

Тысячи тысяч да будут им вечно служить.

 

VII

 

Видят, как ты с благородными дружбу ведешь:

Лик твой приятен и мягок, и сам ты хорош,

Думаешь, как бы не вышло ошибки какой.

Будь же таким и тогда, как заходишь в покой:

Перед отверстием в крыше своей не красней,

Не говори, что не видно, каков ты под ней,

И что никто за тобой не следит: и тогда

Светлые духи незримо приходят сюда.

Можно ль предвидеть и их появление здесь?

Может быть, паче у них отвращение есть.

 

VIII

 

Если, правитель, ты явишь нам доблесть души,

Если поступки добры и всегда хороши,

Если хранишь ты заботливо благостный вид,

Без упущений ведешь себя, как надлежит,

Если чужды тебе будут обида и грех.

Разве не будешь, правитель, примером для всех?

Кто мне подарит душистого персика плод,

Сливу всегда от меня в благодарность возьмет.

Кто ж от ягненка захочет рогов, не шутя.

Только обманом потешит себя, как дитя.

 

IX

 

Ствол деревца, если нежен он, гибок, упруг,

Шелковой нитью покроют и сделают лук.

В том, кто исполнен вниманья к другим и тепла,

Доблесть в таком человеке опору нашла.

Если я мудрого разумом вижу, и сам

Тут же его поучаю я добрым словам,

Будет добро он послушно творить до конца;

Если ж случится учить от природы глупца,

Скажет, напротив, такой, что я вовсе неправ:

Каждый в народе имеет свой собственный нрав.

 

X

 

Малый ребенок недавно явился на свет,

Не понимает еще, что добро и что нет;

Я же ребенка не только за ручку вожу,

Но непременно и дело ему покажу;

Кроме того, что учу его с глазу на глаз,

Уши, бывает, ему надираю не раз.

Если ж ты скажешь, что сам неразумен - то ложь.

На руки сына и сам ты порою берешь.

Кто, как не полный гордыни, постигнув с утра,

Только к закату исполнил бы дело добра.

 

XI

 

Неба державного всепроникающий свет!

В жизни моей ни веселья, ни радости нет.

Вижу я, мрак омрачил тебя, точно во сне,

Болью болеет рт этого сердце во мне.

Я поучал 'тебя, вновь повторяя слова,

С видом небрежным меня ты прослушал едва,

Не за того меня счел ты, кто учит людей,

А за того меня счел, кто другому злодей.

Если ж ты скажешь, что разумом сам не велик,-

Вспомни, что сам ты почтенный глубокий старик!

 

XII

 

Если ж и впрямь ты как малый ребенок теперь,

Древние истины я повествую, поверь!

Слушай и следуй отныне советам моим,

Горьким раскаяньем после не будешь томим.

Небо нам беды и скорби послало пока,

Гибель, скажу я, и этому царству близка.

Мне за примером не надо далеко идти:

Небо державное, знай, не блуждает в пути.

Кто ж исказил в себе доблесть врожденную, тот

Сам навлекает великую скорбь на народ!

鴻鴈之什III.

3. Думы о смуте в стране ("То реки в разливе стремятся к морям...")

То реки в разливе стремятся к морям,

И почесть, и дань им воздав, как царям.

То сокол свой быстрый свершает полет,

Взлетит высоко и опять отдохнет.

О, горе вам, братья мои и друзья,

О, горе, сограждане, вам без конца!

Не хочет подумать о смуте никто,

Иль матери нет у него и отца?

 

То реки в разливе стремятся к морям -

Они широко, широко разлились.

Так сокол свой быстрый свершает полет,

То плавно парит он, то взмоет он ввысь.

Я в думах о тех, кто стезю утерял,

Вот встал, вот иду я - покоя лишись!

И в сердце твоем только скорбная боль,

Ее не забудешь, не скажешь: смирись!

 

То сокол свой быстрый свершает полет

И правит свой путь на вершину холма.

В народе растут голоса клеветы,

Ужели смирить их не хватит ума?

Друзья, коль внимательны будем к себе,

Поднимется ль ложь и неправда сама?

蕩之什III.

3. Ода бесчестным правителям ("Нежная в пышной листве шелковица...")

I

 

Нежная в пышной листве шелковица,

Тень ее всюду под нею ложится.

Листья сорвали, и ствол засыхает:

Люди без тени под нею страдают.

Сердце болит непрестанной тоскою,

В скорби своей я не знаю покоя.

Вышнее небо, повсюду твой свет:

Разве ко мне сострадания нет?

 

II

 

Кони в четверках могучи, могучи,

Носятся сокол и змеи, как тучи,

Мира не стало, и смута родится,

К гибели каждое царство стремится.

Черноволосых в народе не встретишь.

Всюду лишь горе и пепел заметишь.

Горе! Печалью исполнен народ:

Царство опасной дорогой идет!

 

III

 

Царство идет к своей гибели скорой,

Небо оставило нас без опоры!

Даже пристанища нам не найти.

Как мы идем, по какому пути?

Коль благородные люди на деле

В сердце охоты к вражде не имели,

Кто ж породил бесконечное зло,

Что нас к несчастью теперь привело?

 

IV

 

Скорбное сердце тоскою изныло:

Вспомнил о доме и родине милой.

Видно, родился в недоброе время:

Вынес я гнева небесного бремя.

С дальнего запада шел на восток я:

Места найти, где б укрыться, не мог я,

Много страданий я видел - сильней

Боль испытал у родных рубежей.

 

V

 

Держишь советы, и сам ты на страже:

Слабеешь, а смута расширилась даже!

Правду скажу вам про ваши печали -

Если б к себе мудрецов приближали,

Кто же горячее взял бы рукою,

Не омочив его прежде водою?

Как же мы можем окончить добром,

Если все вместе в пучину идем?

 

VI

 

В дни, когда ветер навстречу немалый,

Так задыхается путник усталый...

Люди в народе есть доброго нрава,

Но говорят: "Мы не справимся, право!".

Вместе с народом и до утомленья

Любят пахать они вместо кормленья.

И лишь один земледельческий труд

Вместо "кормленья" и ценят и чтут.

 

VII

 

Небо нам смуты и смерти послало:

Царь наш лишен уже мощи бывалой.

Шлет оно вредных жуков, угрожая

Хлебные нивы лишить урожая.

Царство в великой печали и в горе:

Всё в запустенье окажется вскоре.

Выпрямить силы не стало хребет,

Взор обратить на синеющий свод!

 

VIII

 

Царь справедливость проявит - и вежды

Люди, очнувшись, поднимут с надеждой..

Планы задумавши,- пусть не однажды

Царь проследит за помощником каждым!

Если ж бессмысленно всех ты неволишь,

Правым считаешь себя одного лишь,

Прихоти следуешь только - и вот,

В ярость безумья приводишь народ!

 

IX

 

В сердце лесов ты увидишь: под сенью

Дружно стадами гуляют олени...

Здесь же друзья прекословят друг другу,

Доброе дело не ставят в заслугу!

Есть поговорка: куда ни пойдешь -

Взад ли, вперед ли - всё в ров попадешь!

 

X

 

Мудрого взгляду и мудрого речи

Сразу сто ли перейти - недалече;

Если же глупого взять для примера,

Рад он безумствовать всюду без меры...

Слово дрожит у меня на устах -

Вымолвить только мешает мне страх...

 

XI

 

Добрые люди нашлись бы, но сами

Их не зовут и не дарят чинами;

Тех же, чье жесткое сердце сурово,

Ценят всё более снова и снова.

Смуты народ полюбил наш и рад

Горький точить и губительный яд!

 

XII

 

Ветер великий своими путями

Бродит - пустыми, большими долами...

Коль человек добронравен - ужели

Добрым себя не окажет на деле?!

Кто же злонравен и дерзостен, тот

Темной и грязной дорогой идет.

 

XIII

 

Ветер великий пути свои любит...

Алчный - своих же товарищей губит.

Слушали б - знали бы правду мою;

Ныне ж, как пьяный, лишь песню пою.

Добрыми царь небрежет,- и от дум

Больше и больше мутится мой ум!

 

XIV

 

Ныне же, друг ты мой милый, ужели

Песню слагал я, не ведая цели?

Песня моя - точно дротик летящий,

Мелкую мошку порою разящий...

Шел я спасти тебя, песню пропев,-

Встретил в ответ лишь угрозу и гнев.

 

XV

 

То, что народ наш теряет пределы,-

Это - его совратителей Дело! -

Зло причинять ему - входит в обычай,

Только, пожалуй, не сладить с добычей!

Те, кто народ наш с пути совратил,

Спорят над ним изо всех своих сил.

 

XVI

 

Будет народ успокоен нескоро,

Грабят народ наш жестокие воры.

"Это нельзя",- говорят лицемеры,

Лгут за спиной и поносят без меры.

"Это не мы!" - Но ответите вы,

Песню про вас я слагаю, увы!

4. Ода о засухе ("Горела ярко звездная река...")

I

 

Горела ярко звездная река,

Кружа, пересекала небосвод.

И царь сказал: "Увы мне, горе нам!

Чем ныне провинился наш народ?

Послало небо смуты нам и смерть,

И год за годом снова голод шлет.

Все духам я моленья возносил,

Жертв не жалея. Яшмы и нефрит

Истощены в казне. Иль голос мой

Неслышен стал, и небом я забыт?

 

II

 

А засуха ужасна и грозна,

И зной, скопясь, поднялся к небесам.

Я жертвы непрестанно возношу,

Переходя с мольбой из храма в храм.

Давно погребены мои дары

И небу, и земле, и всем богам,

Но Князь-Зерно помочь в беде не мог,

А царь небесный не снисходит к нам.

Чем видеть мор и гибель на земле,

Я кару принял бы за царство сам!

 

III

 

А засуха ужасна и грозна!

Ее не отвратить, и смерть кругом,

И страхом я и ужасом объят,

Как будто надо мной грохочет гром.

О царство Чжоу, где же твой народ?

Калек, и тех не остается в нем!

Небес великих вышний государь,

Ужель царя ты не оставишь в нем?

О предки, как нам в трепет не прийти? -

Не станет жертв пред вашим алтарем!

 

IV

 

А засуха ужасна и грозна!

Ее не угасить, и всё в огне,

И всё кругом покрыл палящий зной,

И места нет, куда б сокрыться мне.

Надежды нет, куда ни бросишь взор -

Судеб великих близится конец!

Я помощи не вижу от князей,

Издревле правивших в моей стране...

Ужель вы не жалеете меня,

Отец и мать, и предки в вышине?

 

V

 

А засуха ужасна и грозна!

Гора иссохла, и иссяк поток,

И всюду сеет пламя и пожар

Свирепый демон - засух грозный бог.

Изнемогает сердце от жары -

Как бы огонь больное сердце сжег!

Князья, что древле правили страной,

Не слышат нас (мой голос одинок).

Небес великих вышний государь,

О, если б я уйти в изгнанье мог!

 

VI

 

А засуха ужасна и грозна!

В смятеньи я - бежать мешает страх,

И засухой, не знаю сам за что,

Наказан я, и этот край исчах!

У стран земли моля обильный год,

Я жертвы в срок вознес-на алтарях.

Небес великих вышний государь,

Ужель забыл ты о моих мольбах?

Пресветлых духов чтил я - не должны

Меня их гнев и ярость ввергнуть в прах.

 

VII

 

А засуха ужасна и грозна!

Все разбрелись кругом, ослаб закон,

В беде правители моей страны,

Советник царский скорбью поражен.

Начальник стражи нашего дворца,

И конюший, и кравчий - двух сторон

Вельможи - все спешат помочь, никто

Не говорит, что неспособен он...

Я взор подъял к великим небесам:

Ужель удел мой только боль и стон?

 

VIII

 

Я взор подъял к великим небесам -

Сверкают звезды, предвещая зной!

Мужи совета, доблести мужи,

Свершили всё под светлой вышиной.

Судеб великих близится конец -

Не оставляйте труд ваш!... Я иной

Удел у неба не себе ищу,

А вам, что правите моей страной.

Я взор подъял к великим небесам:

Да будет милость их и мир со мной!"

鴻鴈之什III.

4. Противоречия ("Кричит журавль меж девяти болот...")

Кричит журавль меж девяти болот,

Но слышен крик его среди полей,

И рыба, что скрывалась в бездне вод,

Теперь видна средь желтых отмелей.

Как радостен для взора сада свод -

Катальпа в нем посажена, растет,

Но мертвый лист под ней у наших ног.

А из камней высокой той горы

Возможно также сделать оселок!

 

Кричит журавль меж девяти болот,

Но крик его несется к небесам,

И рыба, что видна по отмелям,

Скрывается порою в бездне вод.

Как радостен для взора сада свод,

Катальпа в нем посажена растет,

Но там под ней лишь жалкий тут стоит,

И камнями высокой той горы

Возможно также обточить нефрит!

Примечания переводчика

Мотивы создания этого стихотворения комментатор Чжу Си не считает ясными. Он, однако, придает стихам аллегорический смысл. Первый образ - крик журавля, по его мнению, говорит о том, что истина не может быть скрыта. Второй образ - рыба, то скрывающаяся в бездне вод, то появляющаяся на мелководье, говорит о том, что истинные принципы сущего не имеют постоянного местонахождения. Третий образ - катальпа, под которой лежат мертвые листья или растет безобразный тутовник, говорит, что в вещах, наиболее нам милых, надо признать и их отвратительные стороны. Четвертый образ - камни гор, из которых можно сделать оселок для обтачивания нефрита, говорит о том, что и в вещах отвратительных надо признать их хорошие стороны. Мы полагаем, что это стихотворение не потребует каких-либо дополнительных толкований, если мы примем во внимание склонность древних китайцев к диалектическому образу мышления и диалектическому взгляду на развитие природы, нашедшему чрезвычайно яркое выражение в книге о Дао и Дэ, приписываемой философу Лао-цзы. Журавль кричит, скрывшись в глубине девяти болот, но крик его несется до диких полей и самого неба. Рыба живет, то скрываясь в глубочайшей бездне, то всплывая на отмели, являющейся противоположностью этой бездны. В прекрасном саду растет красавица катальпа, но под нею лежат мертвые листья и растет безобразный тутовник. Огромные камни горы могут быть превращены в мелкие осколки, годные для обточки нефрита. Все эти образы показывают, по нашему мнению, противоречивость в развитии и смене явлений природы. Давая стихотворению заглавие "Противоречия", мы исходили из нашего понимания текста.

5. Жалоба воинов, слишком долго задержанных на службе царю ("О ратей отец! Мы - когти и зубы царям!..")

О ратей отец!

Мы - когти и зубы царям!

Зачем ты ввергаешь нас в горькую скорбь?

Нет дома, нет крова нам.

 

О ратей отец!

Мы когти царя на войне!

Зачем ты ввергаешь нас в горькую скорбь?

Нет ныне приюта мне.

 

О ратей отец!

Не счесть тебя умным никак!

Зачем ты ввергаешь нас в горькую скорбь -

И сир материнский очаг?

Примечания переводчика

Ратей отец - царский конюший, ведавший войсками.

И сир материнский очаг - Точный перевод: и матери [одни] ведают всеми работами по приготовлению пищи.

蕩之什III.

5. Ода шэньскому князю ("Горы святые высоки, велики...")

I

 

Горы святые высоки, велики:

Самого неба достигли их пики.

Духа сошла с них священная тень,

Фу порождает он роды и Шэнь.

Шэнь поднялися и Фу и с тех пор

Стали для Чжоу на место опор,

Царств четырех они стали стеной,

Доблесть явили пред нашей страной!

 

II

 

Трудится Шэнь-князь, по царскому слову

Подвиги предков продолжить готовый.

Жалован в Се был столицею он,

Южным уделом,- в пример и закон.

Шаоский князь, отряженный царем,

Строит для Шэнь и столицу, и дом,

Юг устрояет: пребудут в веках

Подвиги Шэнь у потомства в руках!

 

III

 

Шэньского князя царь чтит приказаньем:

"Южным уделам служить назиданьем;

И чтобы жители Сеской земли

Город и крепость тебе возвели".

Шао велел царь, чтоб подати все

С Шэньских земель собиралися в Се.

Домоправителю велено вдруг

В Се перевесть домочадцев и слуг.

 

IV

 

В Се началися для князя работы,

Князю из Шао тут было заботы.

Прежде воздвиг он вкруг города вал,

Храм и с пристройками после создал;

Храм тот пространно построенный был.

Шаньскому князю наш царь подарил

Сильных-преоильных четыре коня,

Бляхи сверкают их ярче огня.

 

V

 

Царь отправляет его из столицы

В царской с четверкой коней колеснице.

"Думал о доме твоем, не нашли

Места, достойнее южной земли.

Яшмовый жезл я тебе подарю -

Знак драгоценный, что служишь царю.

Дядя царя своего ты, иди

Южные наши владенья блюди!"

 

VI

 

Вот шэньский князь отправляется, следом

В Мэй его царь угощает обедом.

Шэньскому князю на юг повернуть

Надо, он в Се направляет свой путь.

Князю из Шао приказано: все

Были бы подати собраны в Се,

Чтобы в закромах копилось зерно,

Князю в пути пригодится оно!

 

VII

 

Шэньский наш князь так воинственно, смело

В Се приезжает, и свита поспела;

Тьма колесниц, и спешит пешеход.

В царстве великом ликует народ:

"Добрый оплот ныне будет и щит!

Шэньский наш князь разве не знаменит?!

Дядя старейший царя! Наконец,

Будет для власти живой образец!"

 

VIII

 

Шэньский наш князь трех достоинств радетель:

Мягкий, прямой он, для всех благодетель.

Он успокоил уделы страны,

Славою князя все царства полны.

Цзи-фу сложил эту песню о нем,

Стих зтот сложен с большим мастерством,

Следуют звуки в согласии их.

Шэньскому князю дарю я свой стих.

鴻鴈之什III.

6. Белый жеребенок ("Светло-светло-белый жеребенок...")

Светло-светло-белый жеребенок,

В огороде ешь росточки, милый.

Привяжу тебя, тебя стреножу,

Чтобы это утро вечным было,

А тому, о ком здесь речь веду я,

Отдыхать со мною не постыло.

 

Светло-светло-белый жеребенок,

Ешь бобы, не уходи далече;

Привяжу тебя, тебя стреножу,

Чтобы вечно длился этот вечер!

Значит тот, о ком здесь речь веду я,

Гость прекрасный,- он доволен встречей.

 

Светло-светло-белый жеребенок,

Прибегай к нам, убранный богато!

Ты же, князь мой, да пребудешь вечно

В радости и в счастье без утраты!

Да остерегись гулять беспечно,

Не упрямься, не беги куда-то!

 

Светло-светло-белый жеребенок -

Там теперь он, в той пустой долине,

Он пучком травы доволен ныне...

Ты же, как яшма, благородно-тонок,

Не скупись, ценя, как злато, слово!

Сердце так не отдаляй сурово!

蕩之什III.

6. Ода царскому наставнику Чжун Шаньфу ("Небо, рождая на свет человеческий род...")

I

 

Небо, рождая на свет человеческий род,

Тело и правило жизни всем людям дает.

Люди, храня этот вечный закон, хороши,

Любят и ценят прекрасную доблесть души.

Небо, державно взирая на чжоуский дом,

Землю внизу осветило горящим лучом,

И, чтобы сына небес не коснулося зло,

Небо в защиту ему Чжун Шань-фу родило.

 

II

 

Доблестью духа был наш Чжун Шань-фу одарен,

Мягок, прекрасен, всегда почитал он закон,

Видом достойный и всем выраженьем лица,

Был осторожен, внимателен был до конца.

Древних реченья, как правила жизни, любил,

Вид величавый блюдя изо всех своих сил.

Сыну небес был послушен всегда и не раз

Всем возвещал он царский пресветлый приказ.

 

III

 

Царь говорит: "Чжун Шань-фу, повеленью внемли:

Будь ты примером властителям нашей земли,

Предков своих продолжая заслуги и путь,

Царской особе ты телохранителем будь.

Царскую волю вещая и всюду творя,

Будешь ты сам языком и устами царя!

Наши решенья везде быть известны должны,

Их да исполнят четыре предела страны!"

 

IV

 

Важными, важными были приказы царя:

Чжун исполняет их, царскую волю творя.

Был ли послушен иль был непокорен удел -

Светлым умом Чжун Шань-фу это всё разумел.

Разума ясность и мудрость ему помогла

И самому оградиться от всякого зла.

Отдыха он не имеет ни в утро ни в ночь,

Чтоб одному человеку в правленьи помочь.

 

V

 

Мягкий кусочек легко принимают уста,

Твердый кусочек они изблюют изо рта -

Тоже сложил поговорку такую народ.

Но Чжун Шань-фу человек был, однако, не тот:

Мягкий кусочек его не глотали уста,

Твердый кусок не выплевывал он изо рта -

Не угнетал, как другие, он сирых и вдов,

Сильных отпора не труся, был с ними суров!

 

VI

 

Доблесть души человека легка, точно пух,

Редкий поднять ее только найдет в себе дух -

Тоже сложил поговорку такую народ.

Я поразмыслил, подумал над нею, и вот,

Только один Чжун Шань-фу и поднять ее мог,

Я, хоть люблю его, в этом ему не помог.

Царское платье с изъяном бывает, не зря

Лишь Чжун Шань-фу не боится поправить царя.

 

VII

 

Жертву приносит Чжун духам дороги: на ней

Крепких из крепких четверка могучих коней.

Быстрые, быстрые люди собрались в поход:

Думает каждый из них лишь, что он не дойдет.

Мощные, мощные кони четверкою в ряд,

Восемь на них колокольчиков звоном звенят.

Царь повеление дал Чжун Шань-фу, чтобы в срок

Крепость построить, он ехал теперь на восток.

 

VIII

 

Сильными, сильными были четыре коня,

Восемь бубенчиков брякают, звоном звеня:

В княжество Ци Чжун Шань-фу отправляется мой

О, поскорей, поскорей возвращайся домой!

Цзи-фу хотел бы, тебе эту песню сложив,

Нежную песню, как чистого ветра порыв,

Чтоб, Чжун Шань-фу, среди долгих раздумий твоих,

Сердца коснувшись, печали утешил мой стих.

 

鴻鴈之什III.

7. На чужбине ("Иволга, иволга, ты не садись...")

Иволга, иволга, ты не садись

Там, где тутовника чаща видна;

Птичка, не клюй моего ты зерна.

Люди на этой чужой стороне

В дружбу не верят - угрюмость одна.

Ах, я уйду, я домой возвращусь -

Близкие там и родная страна!

 

Иволга, иволга, ты не садись,

Стаею вы не слетайтесь на тут,

Птички пусть сорго мое не клюют!

Люди на этой чужой стороне

Мне далеки и меня не поймут...

Ах, я уйду, я домой возвращусь -

Старшие братья дадут мне приют

 

Иволга, иволга, ты не садись

Вместе со стаей на этот дубок,

Просо клевать не стремись ты на ток.

Люди на этой чужой стороне

Плохи - я с ними ужиться не мог!

Ах, я уйду, я домой возвращусь -

Верно у дядей найду уголок.

蕩之什III.

7. Ода ханьскому князю ("Мощные, мощные Лянскиѳ горы...")

I

 

Мощные, мощные Лянские горы,

Юй лишь один их измерил просторы.

Ханьский наш князь на великом пути,

Должен к царю за указом идти.

Княжеский жезл царь вручает и званье:

"Дабы продолжил ты предков деянья.

Долг не нарушив пред нами, о князь,

Утром и ночью трудись, не ленясь.

Если ты долг свой исполнишь исправно,

Мы не изменим указ наш державный.

Дань ко двору не несущих смиря,

Будешь помощником верным царя".

 

II

 

Кони в четверке прекрасны и ровны,

Длинны тела их и ростом огромны.

Ханьский наш князь к государю спешит,

С ним его скипетр - чистый нефрит.

Принят был князь государем, потом

Сделаны были подарки царем:

Знамя узорное с перьями птицы,

Верх и резное ярмо к колеснице,

В сбруе чеканные пряжки горят,

Алые туфли и черный халат,

Тут же тигровая шкура лежала,

Вожжи из кожи с кольцом из металла.

 

III

 

Жертву приносит всех путников богу

Князь этот ханьский, пускаясь в дорогу.

В Ту ночевал князь, и там для него

Сянь-фу готовил уже торжество.

С чистым вином сто кувшинов могли бы

Всех напоить, черепахи и рыбы,

И для приправы к ним поданы лишь

В нежных побегах бамбук и камыш.

Был он одарен, пред тем как проститься,

Царской упряжкой с большой колесницей.

Блюд было множество там, на пиру

Были князья, что пришли ко двору.

 

IV

 

Князь избирает супругой желанной

Дочку сестры государя Фэнь-вана,

Гуй-фу, советника царского, дочь.

Ханьский наш князь, чтобы делу помочь

К Гуй-фу поехал за девою тою:

Сто колесниц - красота красотою,

Восемь бубенчиков звоном звенят -

Блеск этот разве не радует взгляд?

Вышла невеста и с нею сестрицы -

Словно как туча по небу стремится;

Ханьский наш князь оглядел их в упор -

Словно бы блеском наполнился двор!

 

V

 

Гуй-фу с великой отвагою, смело

Все объезжает на свете уделы,

И не находит для Хань-цзи своей

Ханьского славного царства милей.

В Ханьской земле этой радуют взоры

Реки большие, большие озера,

Жирны здесь окуни, жирны лещи,

Ланей хоть сколько угодно ищи,

Тут и медведи - большой есть и малый,

Диких котов здесь и тигров достало.

Доброму месту был Гуй-фу наш рад:

Будет для Хань-цзн премного услад.

 

VI

 

Ханьский был город велик и достоин,

Некогда яньским народом построен.

Предкам указ был торжественно дан:

Править народами варварских стран.

Снова обласкан был князь государем:

Чжуй ему дарим и Мо ему дарим.

Севера земли преемствуя, он

Станет главой для окрестных племен.

Стены да строит со рвами и башни,

Пусть собирает он подати с пашни,

В дань представляя, другим не в пример,

Бурых медведей и рыжих пантер.

8. Ода шанскому князю Ху ("В Цзяне и Хань высока, высока вода...")

I

 

В Цзяне и Хань высока, высока вода...

Мощным потоком, солдаты, спешим сюда.

Отдых неведом нам вовсе и чужд покой:

Ищем мы варваров там, за Хуай рекой.

Вышли уже колесницы у нас в поход,

С соколом знамя расшитое вновь встает.

Ни отдохнуть не могу, ни замедлить шаг:

Стройное войско сразится и дикий враг.

 

II

 

Воды и в Хань, и в Цзяне кипят, кипят...

Грозный из грозных вид у моих солдат!

И, успокоив пределы своей страны,

Мы известить о победе царя должны.

"Мирны теперь пределы твоей земли,

Царским владеньям твердый оплот нашли".

Нынче у нас надолго окончен спор...

В сердце царя нисходит покой с тех пор.

 

III

 

...Там возле Хань и Цзяна, где рать у нас,

Вновь Шао Ху получает царя приказ:

"Наши расширить земли мы слали рать,

Здесь, на границах, подать с земли собрать.

Мы не тесним с обидою наш народ,

Пусть, как у нас, - и всюду налог идет!

Земли межуйте, делите поля скорей,

Так поступайте, делите поля скорей,

Так поступайте до самых южных морей!

 

IV

 

Вновь Шао Ху получает приказ царя:

"Так поступайте всюду, указ творя.

В дни, когда Просвещенный престол снискал,

Шаоский князь для Чжоу опорой стал.

Нас ты теперь дитятей считать забудь!

Шаоский князь, ты предку подобен будь.

Славны твои заслуги, и по трудам

Счастьем великим ныне тебе воздам!

 

V

 

Дам я скипетр из яшмы и кубок в нем,

Для возлияний предкам кувшин с вином.

В храме, где Просвещенный, - его спросив, -

Много я дам тебе горя, земель и нив!

Ныне от Чжоу получишь мой указ,

Примешь, как предок Шао, свой сан от нас".

Ху поклонился в землю, сказав в ответ:

"Царь да живет наш вечно тысячи лет!".

 

VI

 

Ху поклонился в землю, обряд творя

И восхваляя милость и дар царя.

Запечатлел князь Шао свои дела -

Тысячи лет сыну неба, царю - хвала!

Светлый-пресветлый принял владыка вид,

Добрая слава о нем без конца гремит,

Доблести дух высокий он нам несет,

Благом исполнив царства и свой народ!

鴻鴈之什III.

8. Там, по дикой пустыне ("Там, по дикой пустыне, к вам ехала я...")

Там, по дикой пустыне, к вам ехала я,

И айланты тенистые были кругом.

Я к вам ехала - в жены вы брали меня:

Я мечтала - мы с вами теперь заживем.

Вы же, муж мой, лелеять не стали меня -

Я в родную страну возвращаюсь в мой дом.

 

Там, по дикой пустыне, к вам ехала я,

Собирала я травы в пути по полям.

Я к вам ехала - в жены вы брали меня,

Чтобы с вами зажить я отправилась к вам.

Вы же, муж мой, лелеять не стали меня -

Предаюсь о дороге обратной мечтам!

 

Там, по дикой пустыне, к вам ехала я,

Собирала дорогою корни травы...

Только прежнюю вы позабыли меня,

И подругу иную сыскали, увы!

Вы не ради богатства забыли меня -

Только ради другой это сделали вы!

Примечания переводчика

Я к вам ехала – в жены вы брали меня - Чжу Си объясняет слова "хунь инь" словом "сваты". Таким образом, все это предложение, по мнению Чжу Си, означает: я ехала к вам из-за того, что мы были родственники по женам. Однако в I, IV, 7 ("Радуга") Чжу Си объясняет эти же слова как "выход замуж", и мы, вслед за Карлгреном, не видим причины понимать их иначе и здесь. Тогда точный перевод будет звучать так: [я ехала] из-за того, что вы брали меня замуж. Тогда стихотворение можно отнести к поэзии о забытой жене.

9. Новый дворец ("Берег реки полукругом, как лук...")

I

 

Берег реки полукругом, как лук,

Южные горы тенисты вокруг.

Дом, точно крепкий лесок бамбука,

Точно сосна, что пышна и ярка.

С братьями в доме да встретится брат -

Будет любовь между нами крепка,

Их да минует коварный разлад!

 

II

 

Предкам наследуя, стал ты царем,

В тысячи футов воздвиг себе дом,

Смотрят ворота на запад и юг.

В нем заживешь ты, устроишься в нем,

Смех и беседы услышишь вокруг.

 

III

 

Досками место для стен обнесли,

Крепко меж досок набили земли.

В дом не проникнут ни ветер, ни дождь,

Птица и мышь не проникнут! Как встарь,

Место почтенно и свято, где царь!

 

IV

 

Дом, как почтения полный, встает,

Горд, как стрела, что стремится вперед;

Кровля как будто фазана полет,

Как оперение птицы ярка!

Наш государь во дворец свой взойдет.

 

V

 

Двор уравняли, и с разных сторон

Ввысь устремились вершины колонн.

Весел дворец твой на солнце, взгляни:

Он и глубок, и просторен в тени.

Будет царем здесь покой обретен.

 

VI

 

Всюду циновки - бамбук и камыш,

В спальне покой и глубокая тишь.

Встанешь поутру от сна тишины,

Скажешь: "Раскройте мне вещие сны!

Те ль это сны, что нам счастье сулят?

Снились мне серый и черный медведь,

Змей мне во сне довелося узреть".

 

VII

 

Главный гадатель ответствует так:

"Серый и черный приснится медведь -

То сыновей предвещающий знак;

Если же змей довелося узреть -

То дочерей предвещающий знак!

 

VIII

 

Коль сыновья народятся, то спать

Пусть их с почетом кладут на кровать,

Каждого в пышный оденут наряд,

Яшмовый жезл как игрушку дарят.

Громок их плач... Заблестит, наконец,

Их наколенников яркий багрец259 -

Примут уделы и царский дворец!

 

IX

 

Если ж тебе народят дочерей,

Спать на земле уложи их скорей,

Пусть их в пеленки закутает мать,

В руки им даст черепицу играть!

Зла и добра им вершить не дано.

Пищу варить им да квасить вино,

Мать и отца не заставить страдать".

Примечания переводчика

Яшмовый жезл - знак княжеского достоинства, вручаемый царем, как знак власти при назначении удела. Точно такой же жезл (вторая половина) оставался у царя, как знак подданства владетеля царю.

Багряные наколенники - знак царского достоинства, багряно-желтые - княжеского.

蕩之什III.

9. Ода подвигам царя Сюань-вана ("Грозный из грозных и светлый-пресветлый у нас...")

I

 

Грозный из грозных и светлый-пресветлый у нас

Царь Сюань-ван!-Он советнику отдал приказ -

То Хуан-фу, достославного Нань-чжуна внук,

Царского дома великий наставник и друг.

"В строй расположишь ты ныне шесть ратей моих.

Наше оружье сперва приготовив для них,

С должной опаской (дабы не узнали враги)

Южным уделам скорее в беде помоги".

 

II

 

Инь-господину наш царь говорит, торопясь:

"Сю-фу, приказ напиши, чтобы чэнский тот князь

Войско и справа и слева расставил в ряды,

Рати свои остерег бы в пути от беды.

Следуя вдоль по Хуай, по ее берегам,

Сюйские земли, как надо, разведал бы сам;

Чтобы не ставил солдат, не держал их в пути,

Дабы три рода работ продолжали идти".

 

III

 

Грозный из грозных, великий, великий был царь -

Полный величия, истинный наш государь!

Рати царя, мы неспешно, спокойно идем,

В ком не сжимаясь и не разбредаясь кругом.

Сюйскую землю тревога объемлет - и вот,

Страхом объятый трепещет весь сюйский народ,

В молниях будто, обрушился грома раскат,

Сюйский народ весь трепещет - он страхом объят!

 

IV

 

Наш государь проявил свой воинственный пыл:

Весь встрепенулся - так гнев его яростен был.

Двинул он воинов, храбрых, как тигры, вперед,

Тигру подобный, что в ярости гневной ревет!

Густо отряды усеяли берег реки,

Пленных хватают - их толпы уже велики.

В добром порядке отныне Хуай берега,

Царские рати здесь встали на место врага.

 

V

 

Царские рати спешат за отрядом отряд -

Словно на крыльях, вперед устремляясь, летят,

Точно как Цзян и как Хань, велики и быстры,

Несокрушимые, будто подножье горы,

Будто струит свои воды могучий поток!

Строй их порвать и нарушить никто бы не мог.

Неизмеримы и непобедимы никем! -

Сюйское царство они покорили совсем.

 

VI

 

Были стремленья царя и честны и ясны -

Вот и склонился народ этой Сюйской страны.

Сюйские земли едины становятся вдруг -

Это плоды государевых были заслуг!

Мирны уже все четыре предела с тех пор;

Сюйские люди теперь посещают наш двор.

Сюйские страны уже не изменят свой путь!

Царь приказал по домам наши рати вернуть.

鴻鴈之什III.

10. Хозяину стад ("Кто скажет, что нету овец у тебя!..")

I

 

Кто скажет, что нету овец у тебя!

В одном только стаде их триста голов!

Кто скажет, что нету быков у тебя?

Лишь рыжих с пятном девяносто быков!

Бараны и овцы твои подошли,

Не бьются рогами бараны, стоят.

Быки и коровы твои подошли,

И только ушами они шевелят

 

II

 

Спускаются ниже стада по холмам,

Иные пошли к водопою на пруд,

Иные лежат, а иные бредут.

Твой пастухи приближаются к нам,

Их шапки - бамбук, а плащи их - камыш.

Несут на спине они пищу. Глядишь:

Стада одномастны по тридцать голов -

Дар духам и предкам обильный готов.

 

III

 

Твои пастухи приближаются к нам,

Убитая дичь в их руках и дрова,

И хворост сухой, и сухая трава.

Бараны твои приближаются к нам,

Они и крупны, и отменно крепки,

Больных или слабых нет в стаде; едва

Ты сделал им знак мановеньем руки,

И стадо послушно заходит в хлева.

 

IV

 

Уж спят пастухи, снится сон пастухам:

И рыбы, и толпы людские подряд,

И змеи, и сокол на стягах горят...

Великий гадатель ответствует нам:

"И толпы людские, и рыбы подряд -

Воистину, то плодородия год.

Коль змеи и сокол на стягах горят -

Умножится в царстве повсюду народ!"

蕩之什III.

10. Царю Ю-вану ("Я взор подъемлю к небесам...")

I

 

Я взор подъемлю к небесам,

Но нет в них сожаленья к нам.

Давно уже покоя нет,

И непосильно бремя бед!

Где родины моей оплот?

Мы страждем, гибнет наш народ:

Как червь, его грызете вы,

Мученьям нет конца, увы!

Законов сеть и день, и ночь

Ждет жертв - и нечем им помочь!

 

II

 

Имел сосед твой много нив -

Но ты их отнял, захватив;

Другой имел людей и слуг -

Ты силой их похитил вдруг;

Кто был безвинен, чист и прав,

Того схватил ты, в узы взяв;

А кто и впрямь закон попрал,

Того простил и обласкал.

 

III

 

Мужчина град возвел - умен,

Да женщиной разрушен он!

В жене прекрасной есть, увы,

Коварство злобное совы.

Коль с длинным языком жена,

Все беды к нам влечет она.

Не в небесах источник смут,

А в женщине причина тут.

Ни поучений, ни бесед

Для евнухов и женщин нет.

 

IV

 

Пред ложью жен молчат мужи:

Лгут, отрекался от лжи!

Как скажешь: "Вам преграды нет!",-

"Что ж тут плохого?",- их ответ.

Как благородным на базар

Сбывать за три цены товар,-

Так не к лицу жене твоей

Оставить кросна и червей!

 

V

 

Зачем же неба грозный глас

И духи - благ лишили нас?

Презрев набеги диких орд,

Ты лишь со мной гневлив и горд,

Перед несчастьем не скорбя!

И нет величья у тебя,

И верных нет людей - и вот,

Всё царство к гибели идет!

 

VI

 

Нам небо ныне беды шлет:

Увы, уж им потерян счет.

Нет праведных людей в стране -

Скорбь раздирает сердце мне.

А небеса нам беды шлют,

Они близки, они грядут.

Нет, нет людей, день ото дня

Печальней сердце у меня!

 

VII

 

Коль бьет и брыжжет водный ток

Тогда исток его глубок.

Коль в сердце горечь так сильна -

Сейчас ли началась она?

Зачем пришел не раньше нас,

Не позже этот скорбный час?

О небо! Так ли сильно зло,

Чтоб ты исправить не могло?!

На предков стыд не навлекай -

Своих потомков, царь, спасай!

 

11. Ода бесчестным советникам царя ("Небо благое взъярилось и гнева полно...")

I

 

Небо благое взъярилось и гнева полно -

Щедро нам смерти теперь посылает оно,

Нас удручая, послало нам голод и мор.

Весь наш народ, погибая, разбрелся кругом,

В царстве до самых границ запустенье с тех пор

 

II

 

Карами небо как неводом нас облекло!

Черви, грызущие нивы! Вы сеете зло.

Долга не помня, и мрак и насилье творя,

Злые смутьяны, вы призваны править страной,

Нашу страну успокоить, по воле царя!

 

III

 

Горды-прегорды, клевещут, клевещут на всех -

Царь и не знает, каков их губительный грех!

Мы же, хоть совесть имеем,- томителен страх...

Очень давно мы покоя совсем лишены:

Нас понижают, однако, все время в чинах.

 

IV

 

Это подобно тому, как в засушливый год

Пышно-зеленой трава никогда не растет;

В птичьем гнезде засыхает цветок водяной...

Как посмотрю я на нашу родную страну -

Смуты повсюду, повсюду над этой страной!

 

V

 

Были богаты мы в древние те времена...

Что же, богата,- но только несчастьем страна!

Горя такого, как ныне скопилося в ней,

Горя такого еще не бывало сильней!

Вы - будто в рисе отборном плохое зерно! -

Сами от службы зачем не откажетесь вы,

Чтобы не длилось несчастье, не крепло оно?

 

VI

 

Если иссохнет вода, наполнявшая пруд,

Не говорят ли, что берег причиною тут?

Если источник живой высыхает - тогда

Не говорят ли, что в нем иссякает вода?

Ширится этот от вас истекающий вред,

Горе растет - и беда за бедою вослед!

Разве я сам не страдаю от тяжести бед?

 

VII

 

В дни, когда Чжоу престол приняла, воцарясь,

Люди такие бывали, как шаоский князь:

За день тогда возрастала земля на сто ли,-

Ныне же за день по скольку теряем земли?

Тоже сто ли ежедневно теряет страна.

Горе нам, горе! Какие пришли времена!

Или среди появившихся ныне на свет

Древним подобных людей на земле нашей нет?